— Ты чего?
— Мысок впереди видишь? — Лисовин был так близко, что Мечнику почти не приходилось напрягать голос. — Обгоню-ка я вас да гляну, каково там. Ежели пусто да безопасно, будем чалиться для отдыха.
— Да рано ж еще! — Велимир оторопело заскреб в бороде. — Сумерек еще ждать и ждать!
— В самый раз, — ответил Мечник. — Очалимся — растолкую.
Белесая дымка, с вечера затянувшая небо, обещала мутную, малозвездную ночь. Но это обещание не сбылось. Канул за леса утомленный дневными трудами Хорс-Светлотворец; выкатилось на небо Волчье Солнышко — огромное, достигшее полной силы, похожее на захватанную кровавыми пальцами золотую монету… И облачная поволока вдруг налилась-засияла дивным белесым светом, да таким ярким, что в нем почти без следа растворились проглянувшие было жемчужные россыпи еще по-зимнему ярких звезд. Холодный призрачный свет не давал теней и подменял цвета, но видно было немногим хуже, чем днем. Кудеслав различал каждую травинку под ногами, ветви кустов на противоположном берегу протоки, шум которой — холодный, призрачный, ровный — был под стать ведовскому сиянию неба.
Мечнику очень хотелось, чтобы именно эта ночь оказалась ясной и светлой. И то, что желанье негаданно сбылось (да как!), он счел добрым предзнаменованием, свидетельством милости богов и Навьих, обещанием удачи для всего плавания. Зря.
На мысе, который Кудеслав облюбовал для причаливания, не оказалось ни подозрительных следов, ни засады. А засада вполне могла там оказаться — уж больно пригодным было это место для подобных дел. Будто огромный медвежий коготь выпирал из заречного (это если глядеть с той стороны реки, на которой общинный град) берега, вытягиваясь вдоль по течению длинней, постепенно сходящей на нет отмелью. Основание когтя поросло кустами — не шибко густыми и не шибко прозрачными, а как раз такими, чтоб двум-трем десяткам людей можно было в них схорониться и при необходимости перемещаться там, не выдавая себя треском да качаньем ветвей. К изгибу когтя кусты сходили на нет, а остроконечная отмель была вовсе голой — там даже трава не росла.
Мыс-коготь выдавался из пологого, довольно обширного безлесого склона. Да, склон-то был безлесым, но упирался он, конечно же, в чащу-матушку.
А вот на противоположном берегу, отделенном от мыса не больно-то широкой быстрой протокой, чаща нависала над самой водой. Подмытый рекою каменистый обрыв высотой в человечий рост, а над обрывом — густая путаница подлеска, а над ней — явственно видимые на фоне светлого неба черные древесные вершины.
Велимиру явно было поперек души чалиться к берегу средь бела дня, но перечить названому сыну он не стал, только поморщился досадливо. И тут же сказал что-то своим гребцам — Кудеслав не разобрал, что именно, а только увидел, как сломался размеренный лад гребли: вразнобой, мелко и часто деревянные плавники заскребли речную поверхность, придерживая челн. Остальные челны тут же последовали примеру головного.
Велимир видел, как далеко обогнавший его Мечников челн скользнул вдоль мыса и, резко свернув, воткнулся носом в отмель; видел, как Кудеслав и его челновые спрыгивали на мелководье, как они мелькали среди кустов… Потом несколько человек, вернувшись в челн, перегнали его через протоку; двое мужиков, опираясь на борта и на плечи гребцов, встали в рост, вскарабкались на обрыв, а гребцы передали им луки, колчаны и рогатины. Лишь когда челн снова воротился к мысу (взобравшиеся на обрывистый берег мужики там и остались), Мечник вышел на открытое и призывно замахал руками.
В месте своего крутого изгиба мыс ломался к реке обрывом — не чета, конечно, тому берегу, что за протокой, а так: с локоть над водой и лишь Ящер знает, на сколько в речную глубь. Ниже по течению этот подмыв-обрывишко постепенно сходил на нет, однако же его длины явно хватало, чтобы очалить к нему бортами всю вервеницу.
Так и сделали.
Довольно долго Велимир не имел возможности разобраться в нелепых затеях названого сынка — у Лисовина хватало других забот. Наконец все пять челнов были подведены к мысу и надежно закреплены (особенно пришлось повозиться с громадным головным; но и прочие, четырехвесельные, чалились не без мороки), люди принялись обустраивать места для ночевки, а Велимир убедился, что все делается как надлежит. Только после этого он отозвал Кудеслава в сторонку и потребовал объяснений.
Кудеслав, впрочем, с объяснениями не торопился. Ссутулясь, заложив пальцы за перекошенную тяжестью меча опояску, он хмуро следил, как волны торопливо плескают на рудую глину зализанного рекой бережка, как они норовят дотянуться до ног двоих стоящих у самой воды людей. Словно бы невесть какой вкусностью казались здешнему Водяному Деду Кудеславовы сапоги и лапти Велимира… Наконец Мечник заговорил:
— Ты сперва сам мне ответь. Как думаешь, почему на этом мысу прошлогоднего камыша не осталось?
— Так с чего ж бы ему остаться? — удивился Лисовин. — С чего бы ему, говорю, остаться, ежели его выпалили?
— То и я вижу, — пробурчал Кудеслав. — Вопрос: кто, когда да зачем?
Он хотел еще что-то сказать, но не успел — Велимир, пренебрежительно фыркнув, перебил его речь:
— Какой тут вопрос, ежели я все это доподлинно ведаю?! Ден с десять или чуть менее Кудлай да дружок его Путя-шелапутя… Они, вишь, приметили, что птичьи стаи над этим мыском низехонько тянут, а для роздыху да ночевки не садятся, потому — некуда. Он же весь зарос, как кабан щетиной. И ниже по течению камышовые островки тянутся невесть на сколько, и стоячая заводь, что меж мыском этим да плоским берегом, тоже вся под камышом — глянь вон, сколько пеньков горелых над водою торчит… Ну и сам мыс, конечно… Да ты небось помнишь — хаживал же мимо и берегом, и рекой…
— То-то и оно, что помню, — начал было Кудеслав, и вновь Лисовин его перебил:
— Вот эти два мудреца-то наши и вообразили себе: ежели, значит, камыш повыжечь, пролетные на этот мысок непременно сядут. И нечего будет охотникам ноги бить, добираясь к чащобным озеркам да болотцам. Приплыл, засел, набил, сколь мог, да лодкой же и увез — добычливо да бесхлопотно. А только когда что новое затеваешь, непременно следует поразмыслить: отчего же прежде тебя никто до этакой простоты не додумался?
— А что, не вышла у них затея? — невесело спросил Кудеслав.
