счесть живых и убитых. Возле костров осталось десятка два неподвижных или корчащихся в предсмертных судорогах тел. Если прочие спрятались (на то было похоже, потому что стрелять с обрыва вроде как перестали), то в живых осталась почти половина родовичей…
— Велимир, ты цел? — выкрикнул Мечник.
— Да, — каркнуло из мешанины тел, распластавшихся под бортом ближнего к Мечнику дальноплава.
И тут же что-то тяжко обрушилось в протоку невдалеке от берега мыса-когтя; потом еще, и еще, и еще…
Привстав и выглянув из своего убежища, Кудеслав увидал, как нечто большое, белесое сорвалось с ощетиненного кустами гребня обрыва, взмыло на длинной черной пуповине в самое небо и, не то отцепившись, не то оторвавшись от своей привязи, камнем обрушилось в воду.
Веселая забава градских ребятишек (да и не только градских — подобное Мечник видел во всех землях, где ему пришлось побывать) — прыжки в воду с длинной веревки, одним концом привязанной к вершине дерева, растущего на обрывистом берегу. Только нынче с обрыва прыгали вовсе не ребятишки.
— Оберегись! Лезут через челны! — Кудеслав сам не узнал свой осипший яростный голос.
А дальноплав, за которым хоронился Мечник, уже тяжело качнуло, уже что-то большое перевалилось через его обращенный к протоке борт…
Забравшийся в челн враг — голый, но в меховом колпаке с прорезями для глаз и рта — вскочил на ноги одновременно с Кудеславом. Увидав перед собой будто из-под земли выросшую фигуру, обряженную в черноту вороненого железа, нападающий от неожиданности чуть промедлил с ударом. И тут же короткий взмах меча вышиб у него из рук мокрый топор, а в следующий миг скандийский клинок наискось рубанул спрятанную под мехом голову. Нападающий, не успев даже вскрикнуть, повалился на дно челна.
Кудеслав оглянулся. Нагие люди со странными и жуткими головами переваливались через борта, протискивались между очаленными почти вплотную друг к другу дальноплавами… Где-то уже слышались частый топот, глухие удары и злобные выкрики затеявшейся схватки; невидимый среди сплетенных тел Велимир хрипло ревел:
— В топоры! Бей их, зверюг чащобных!
«Бей!» — это хорошо; «в топоры!» — еще того лучше, но у многих ли теперь найдется под руками оружие?
— Помните про лучников! Не подставляйтесь по-глупому! — выкрикнул Мечник и вогнал острие клинка под левую лопатку четко обозначившуюся на выгнувшейся в размахе мокрой голой спине.
Не дремали вражьи лучники, ой не дремали!
Дотягиваясь мечом до еще одной укутанной в мех головы, Кудеслав видел, как вдруг сыпанули от одного из челнов белые, влажно отблескивающие фигуры нападающих, а за ними вслед с яростным воем метнулся высоченный мужик — казалось, что воет не он, а весло, стремительно вертящееся в его вскинутых над головою руках. И в тот же миг вой захлебнулся, весло кувыркнулось куда-то в сторону, а сам лихой молодец обвалился на землю — над обмякшей спиной его, будто дивные белые цветы над степным бугорком, качнулись оперенные древки нескольких стрел.
Нападавших было многовато для Волковых дружинников (разве что воевода «старейшины над старейшинами» приберег в лесу тайную подмогу), и бились они не хуже, но и не лучше родовичей Мечника.
В считанные мгновения Кудеславов клинок сожрал еще две жизни; скольких-то наверняка сумели угомонить и градские мужики, мгновенно пришедшие в себя, когда помимо невидимых лучников объявился враг, которого можно разглядеть и пощупать (на худой конец, хотя бы руками).
Но и сами общинники растеряли немало жизней — наверняка гораздо больше, чем сумели забрать.
Мечник наконец пробился к Велимиру — как раз вовремя, чтоб выдернуть названого родителя из-под нацеленного ему в грудь удара копьем. Отточенный железный наконечник миновал Лисовина, скользнул по Кудеславову панцирю и вонзился в борт челна, намертво увязнув в смоленом дереве. Орудовавшему копьем голому дурню с рожей, упрятанной под рысьей личиной (клаптем шкуры, ободранным с морды кистеухой хищницы), следовало бы позабыть о застрявшем оружии и спасаться. Но он, хоть и рванулся в сторону, то ли не смог, то ли позабыл разжать пальцы, а потому прямо-таки напросился на расчетливый спокойный удар рукоятью меча по темени.
Подтолкнув Велимира и еще кого-то из случившихся тут же родовичей к рухнувшему без чувств врагу, Кудеслав рявкнул:
— Вяжите его и тащите в лес, бегом! Сами как хотите, а этот чтоб остался живехонек!
Еле успев договорить, он круто развернулся и левой рукой перехватил метивший ему в затылок топор — враг (на голове которого, кстати сказать, не оказалось ни мехового колпака, ни звериной личины), похоже, не насмерть бил, а пытался оглушить Мечника обухом. Глупая была затея, но сам затейник вряд ли успел осознать меру своей глупости. Кудеслав выхватил у него топор, и последним, что суждено было увидеть неведомому человеку, оказалось ринувшееся ему в глаза лезвие собственного оружия.
На какой-то миг перед Мечниковым взором мелькнуло искаженное смертной судорогой лицо с прорубленной переносицей. Незнакомое, никогда прежде не виданное лицо; не понять даже, мордвин или нет, — мокшанские черты и вживе-то не вдруг отличишь от вятских…
И снова, как было в недавнем хворостьном видении, как бывало десятки раз наяву, завертелись вокруг Кудеслава перекошенные страхом, бешенством, болью лица (что с того, если большинство из них спрятаны под звериный мех, — Мечник чувствовал боль, бешенство, страх каждого из своих врагов не хуже, чем почувствовал бы собственную боль, собственное бешенство, собственный страх)… В стремительных взблесках отточенного железа, в черных горячих брызгах; под лязг, рык, крики; под влажное хрясканье, отдающееся в правой ладони привычными толчками рукояти меча… Разум захлебнулся во всем этом, сгинул, исчез, отдав тело на волю чего-то неведомого, которому и названия-то путного не придумано. И все же, захваченный боевым исступлением, оборотившийся в неистового рычащего зверя Кудеслав успевал расслышать непонятные выкрики и брань — вроде бы славянскую, но очужаченную, коверканную («Утро цзеть видь!..» «Собак! Свин вонький!..»). И еще он успел подивиться, что по сию пору ни единой царапиной не отмечен, лишь раз чиркнул по шлему чей-то обух в еще одной дурной попытке оглоушить сноровистого воина… Да, сноровка сноровкой, а все же не диво ли остаться вовсе невредимым в этакой свалке? Пожалуй, диво. И благодарить за него следует Векшу, на прощанье обернувшую вокруг Мечникова
