печатается огромным тиражом в современном периодическом журнале!..
Но если первый «камешек» завоевательной лавины — бегство меркитов под защиту половцев, за что монголы должны были непременно отомстить, «ради чего и появились в 1223 году в донских степях», то ради чего они появились в степях и горах, принадлежавших киданям, меркитам, найманам, в государствах чжурчжэней и тангутов, в Корее, Индии, на землях афганцев, персов, азербайджанцев, Багдадском халифате, Грузии, Сирии, Армении, Китае, Польше, Моравии, Далмации, в Поднестровье, Тибете, Бирме, Вьетнаме, у японских берегов и даже на острове Ява? Ради чего они на обширных просторах Евразии творили неслыханные жестокости?
Монголы, как сообщает Л. Н. Гумилев, своих убивали «охотно, но просто» — ломали спину или вырывали сердце; чужих еще более охотно и не так «просто» — снимали скальпы, расчленяли по суставам, живьем сжигали в кострах. В кафедральном соборе польского города Сандомира я видел тридцать три огромные картины, изображающие исторические подробности нашествия орды. На каждом из полотен — новые изощренные способы умерщвления, которым подверглись здешние священники и монахи в 1240 году. Однако самые, должно быть, чудовищные казни придумывал, как свидетельствует история, Хулагу, брат великого хана Монке, посланный завоевывать Переднюю Азию. Разгромив Багдадский халифат и казнив последнего аббасида, он направил угрожающее ультимативное письмо владетелю Сирии Насиру, правнуку знаменитого Саладина, главного врага крестоносцев. Насир с достоинством ответил: «Ваше высочество, мне пишете, что считаете себя орудием божьей кары, обращенным на тех, кто заслуживает его справедливый гнев, что вы нечувствительны к людской скорби, что вас не трогают человеческие слезы и что бог исторг из вашего сердца всякое чувство жалости. В этом вы правы: это величайшие из ваших пороков, и в то же время это черты характера, которые свойственны дьяволу, а не должны быть присущи государю. Это добровольное признание вас позорит». Защитника Мосула князя Салиха Хулагу приказал зашить в бараньи шкуры и обрек на медленную смерть от зноя и червей. Другому арабскому князю, одному из потомков Саладина, он вырывал клещами куски мяса из тела и забивал ими рот жертвы…
Нет, нашествия орды объяснялись вовсе не местью за укрытие беглецов, уничтожение «послов» или преследование «отступавших»! Причинами нашествия было: добывание в походе прокорма для воинов и лошадей, захват драгоценностей, дорогих мехов и тканей, скота, наложниц и рабов для паразитической степной олигархии, обращение народов и государств в бесправных данников; жестокости же орды стали проверенным способом деморализации жертв страхом.
Тему о мифических посольско-дипломатических деликатностях, якобы морально возвышавших степных завоевателей XII века над прочими народами, хорошо иллюстрирует один пример. Открывая кровавую эпоху внешне-военной экспансии, Чингиз-хан в 1210 году грязно оскорбляет посла соседнего государства чжурчжэней, как бы завещая своим потомкам, если они сильны, презирать любые правила международных отношений. Г. Е. Грумм-Гржимайло: «История показывает, что монголы не придавали большого значения договорам и вообще не стеснялись нарушать свое слово, данное врагу даже при самой торжественной обстановке».
А Л. Н. Гумилев настойчиво продолжает поиск оправдательных причин военной степной агрессии XIII века. Пишет: «Влекомые по степи необходимостью закрепиться на каком-то рубеже, — а это было непросто, — монголы дошли до самой Палестины, где только и были отбиты». Не повальный разбойничий грабеж, не обращение в рабов и данников всех встречных народов ради обогащения олигархической степной верхушки, удовлетворения ее непомерного властолюбия, а, оказывается, необходимость «закрепиться на каком-то рубеже» влекла по Евразии орду, трудностям закрепления которой «на каком-то рубеже» современный историк даже вроде бы сочувствует!
Итак, «объективные» природные факторы и несколько донельзя субъективных и частных причин якобы вызвали невиданные в истории человечества захватнические войны!
Конкретно обвиняются солнце, циклоны и дожди, а также недалекие и недогадливые жертвы агрессии с их, получается, незаконными правами на самозащиту, претензиями на человеческое достоинство и свободу, стремлениями помочь в беде соседям; такого, кажется, еще никогда не бывало в исторической науке… Самое, пожалуй, удивительное в концепции Л. Н. Гумилева то, что он категорически отрицает основную исходную причину, из-за которой «монголы оказались в Восточной Европе». Он пишет: «Распространенное мнение заключается в том, что они стремились „завоевать мир“. В 30-е годы эта идея была настолько распространена, что даже известный романист В. Ян озаглавил финальную часть своей трилогии о монголах „К последнему морю“, имея в виду Адриатику. Для наших современников, к счастью, этот вопрос не столь ясен, и они значительно менее категоричны». Подумать только — «к счастью»!
Но ведь это «распространенное мнение» считалось аксиомой не только в 30,е годы XX века, но даже в 30-е годы XIII века! Решение о нашествии на Европу было принято в 1229 и 1235 гг. общемонгольскими курултаями, исполнявшими наказы умершего Чингиза. Снова раскрываю «Юань-чао би-ши» («Сокровенное сказание», или «Тайную историю монголов»), в которой есть некоторые подробности, важные для нашей темы. 'Огэдай (Угедей), вступивши на престол, так совещался с братом своим Чаадаем (Чагатаем): «Отец наш, царь Чингиз, оставил народы еще не завоеванные…» (Здесь первый переводчик памятника П. И. Кафаров считает не лишним сделать примечание, уточняющее значение китайских иероглифов: «вэй вань ди»-собственно «недоконченные»)… В перечислении этих «недоконченных» народов некоторые их названия вполне понятны современному читателю: Кэшмир (северо-индийская провинция), Кича (Кипчаки), Булгар (государство волжских болгар), Асу (ясы, осетины), Олусу (урусы, русские), а в китайской «Юань-ши» («Истории монголов») упоминаются еще и не-ми-сы (немцы)…
С эпохи средневековья об этой химерической идее знала и Европа. Венгерский монах Юлиан, побывавший осенью 1237 года в южнорусских степях, первым донес до западных стран весть, что татары собираются, как он писал; тподчинить себе весь мир'. Несколько позже Плано Карпини подтвердил: «Замысел татар состоит в том, чтобы покорить себе, если можно, весь мир».
Л. Н. Гумилев, оказывается, все же осведомлен неплохо,, если через несколько страниц, забыв, очевидно, о том, что утверждал ранее, пишет: «… в пролитой крови утонула идея всемирной (курсив мой.-В. Ч.) монгольской монархии». Значит, она, идея эта, все же существовала?
Для наших современников это совершенно ясно еще и потому, что найден подлинный манускрипт середины XIII века, редчайший и ценнейший политический документ, из первых рук свидетельствующий об идее всемирной монгольской империи. Это письмо самого Гуюк-хана, привезенное Плано Карпини осенью 1247 года папе римскому Иннокентию IV в ответ на его буллу.
История письма драматична и несколько таинственна. О нем узнали еще в XIII веке из многочисленных рукописных копий записок Плано Карпини, а позже — из печатных изданий и переводов его книги. Папский посол поведал, что перед отъездом на родину ему вручили это письмо, которое он перевел на латынь. Ханские писцы заставили переводить ее обратно отдельными фразами, 'желая знать, не ошибаемся ли мы в каком-нибудь слове, и приговаривая: «смотрите, чтобы все хорошенько понять, так как нет пользы от того, что вы не поймете всего…». Затем они вручили подлинник письма, дважды скрепив его ханской печатью. Он был написан «по-сарацински», «чтобы можно было найти кого-нибудь в тех странах, кто прочитал бы ее, если пожелает Господин Папа».
И вот случилось так, что письмо потерялось, — ни латинского, ни «сарацинского» текстов! Либо «Господин Папа» и его преемники не пожелали, чтоб кто-то прочел наглое и унизительное ханское послание, либо необъятные ватиканские архивы были в таком состоянии, что найти ценнейший исторический документ не удавалось почти семь веков. Историки не только не знали содержания письма, но долго и безуспешно гадали, что вообще это значит — «по-сарацински»…
Представляю волнение и радость польского ученого монаха Кирилла Каралевского, который обнаружил в архивах Ватикана узкий и длинный, более метра, свиток, склеенный из двух кусков ветхой бумаги. Большие красные печати, персидские письмена… Это случилось лишь в… 1920 году!
Виднейшие тюркологи, иранисты и монголоведы перевели текст ханского послания к главе европейского христианского мира. За угрожающей вводной строкой, написанной по-тюркски: «Силою вечного неба (мы) Далай-хан всего великого народа; наш приказ», — следовало предостерегающее, приказное, презрительное, хотя местами и не совсем внятное письмо, в котором явные и скрытые угрозы перемежаются-сменяются покровительственной иронией, оправданиями кровавых агрессий… убийствами послов (!), принципиальным провозглашением права грабить и уничтожать народы, наглейшими ультимативными требованиями и, наконец, — именем бога! — прямой угрозой войны. Вот это