— Договорились. Дик — этот черноволосый длинный парень — он шеэд или просто похож?
— Он шеэд, мастер Морита. Его зовут Майлз Кристи.
— Ты быстро ешь. Хочешь добавки?
— Нет, благодарю вас, мастер Морита. Если можно, чаю.
— Что за церемонии — ты же на этом корабле постоянный член экипажа, а не я. С сахаром?
— Если можно, мастер Морита.
Вавилонянин наполнил чашку и протянул ее Дику на блюдце, но когда юноша хотел взять блюдце из его руки, он не разжал пальцев.
— Послушай, Дик. Я в должной мере оценил истинно самурайскую учтивость… Но со мной можно и менее официально.
Дик взял чашку и вавилонянин остался с блюдцем в руке.
— С вами нельзя, мастер Морита, — сказал мальчик, допив чай. — Извините.
Он поклонился и вышел, разминувшись с Вальдемаром Аникстом.
— Еще чаю, — сказал рутен. — Ты что, зарядил этот самовар? Моро, это был собственный самовар Дрю, в нем он заваривал чаю на одну свою драгоценную персону. Ты запаришься делать экипажу чай в этом самоваре — заряди большой титан.
— Я думал, это в случае сбора всей команды…
— В случае сбора всей его заряжают три раза в день, — ухмыльнулся Вальдер.
— Ах, вот как… Послушай, а зачем вы так вымуштровали мальчишку?
— Которого? Львиное Сердечко? Никто его не муштровал, он сроду был такой.
— Что, и тебя он называет «мастер Аникст»?
— Нет, ты что… — Вальдер снова ухмыльнулся. — Мы же с ним друзья. А вы нет. Похоже, Моро, вы с ним враги.
— Я ему ничего не сделал.
— Это ты так думаешь. Он думает иначе. Знаешь, семь с половиной лет назад он угодил под зачистку на одной планетке… Ты часом не помнишь, как она называлась, а?
— Она называлась Сунасаки… — спокойно сказал Моро. — А его фамилия Суна…
— Точно.
— Но это же глупо. Я не имею никакого отношения к резне на Сунасаки.
— А мне-то какое дело, — пожал плечами Вальдер. — Ты долетишь до Санта-Клары и прощай. Если тебя так колеблет, что о тебе думает Дик, попробуй сам ему объяснить, где ты был, когда жгли его мать. А я посмотрю. Может, побьюсь с Джезом об заклад, получится у тебя или нет. Только учти — ставить буду на то, что не получится.
— Ты азартный человек, Вальдер? — улыбнулся Моро.
— Можно и так сказать, а что?
— Это тебя погубит.
Глава 2
Дик Суна
— Ну, по такому случаю можно и выпить, — довольно сказал капитан, когда тестирование системы показало правильную расстыковку. — Что скажешь, Джез?
— Скажу, что выпить можно по любому случаю, — субнавигатор подмигнул Дику. — Но сегодня и вправду день выдающийся.
Дик переводил глаза с одного на другого, не понимая, в чем дело. Растыковка как расстыковка, чего из-за нее пить?
— Скажи ему, — велел капитан Джезу.
— Сами скажите, кэп. Это ваш ученик.
— Это наш общий ученик. С удачной расстыковкой, Суна!
— Оро?
— Я тебе твое «оро» когда-нибудь на нос намотаю. Ты что, не понял еще?
— Я переключил управление на тебя, — растолковал Джез. — Ты вел расстыковку, я тебя страховал. Но вел — ты. От начала и до конца.
Дик опешил, а Джез хлопнул его по плечу.
— Тебя же оставили без первого самостоятельного прыжка, — сказал капитан. — Ну так вот тебе стыковка. Так щенков капитанами и делают.
— Но ведь вы все равно дали бы мне прыжок. После Санта-Клары.
— Так ведь обещал сейчас.
— Ничего, — блеснул зубами Джез. — Не зазнавайся. Я тебя еще долго страховать буду.
Дик вышел из рубки на негнущихся ногах. Это было глупо — испытывать приступ страха после того, как все уже закончилось, да и ничего особенно скверного бы не случилось, не проведи он правильно расстыковку, Джез просто переключил управление на себя — но все же… Он был уверен, что кораблем управляют надежные, точные руки Болтона. Поднял свои руки к глазам — они дрожали. Дик несколько раз с силой встряхнул кистями, в конце каждого движения сжимая кулаки — Майлз научил его так делать, чтобы быстро разогреть мышцы рук. Дрожь прекратилась.
К шумам корабля добавилось равномерное, ритмичное гудение кавитационного[13] двигателя. «Паломник» удалялся от Тепе-Хану.
Дик знал, что из-за Моро капитан Террао хотел уговорить леди Констанс переменить планы и не отправляться с «Паломником». Но она решила по-своему. В конце концов, там, в открытом пространстве, Моро ничего не сможет сделать, даже если он шпион Брюсов. Никто и близко не подпустит его к связи. И весь экипаж будет присматривать за ним. Особенно Дик. О, да. Капитан передал его бортмеху во временное подчинение — они оба знали, зачем. И если что — Майлз и Вальдер быстро покажут вавилонянину, где в двигательном отсеке пятый угол. Господин Террао может не беспокоиться — леди Констанс под надежной охраной.
Корабль ускорялся. Если бы не антигравитационное поле внутри, никто бы уже и продохнуть не мог: терминалы показывали 6,4 G. На подходе к дискретной зоне их могли встретить патрули Брюсов, поэтому Джез хотел убраться из системы Мауи поскорее. Правда левиафаннеров останавливали редко: с них, как правило, нечего взять, а публика отчаянная. Но мало ли как распорядится судьба.
Дик спустился на свой ярус. У него были еще дела, и закончить их следовало к торжественному обеду, который капитан собирался дать по случаю выхода из системы Мауи.
…Иконописец нарисовал большие синие глаза и оттенил такими ресницами, что каждому волоску было тесно, а еще начертил черные брови, тонкие, доходящие почти до виска и чуть приподнятые над переносицей. Он успел набросать контуры верхней губы, выгнутой как татарский лук, и общий овал лица — все в тех же традициях классической иконописи. А потом он передоверил свою работу ученику, партачу и насмешнику. А тот и рад был стараться: пририсовал плоские азиатские скулы, оттопыренные уши, нос «ботинком» — и бесформенным мазком обозначил нижнюю губу.
Вот так и получилось лицо Дика Суны. Добавьте к этому кожу того оттенка, который бывает у людей, от природы смуглых, но подолгу не бывающих на солнце и каштановые волосы, на висках выбритые, а на затылке собранные в тугой и густой «хвост», ниспадающий чуть ли не до пояса. В писаные красавцы он не годился, но в общем был хорош собой. Глаза его смотрели прямо, открыто и честно — словно освещая все лицо; так чисто промытое окно освещает всю комнату — и она кажется красивой, как бы ни была обставлена.
Раньше Дик не задумывался о своей внешности. Госпожа Коман назвала его «бисёнэном», «прекрасным мальчиком» — но тогда он посчитал это просто грубой лестью веселой девицы. Он вовсе не видел себя «прекрасным» — сказать по правде, он и безобразным себя не видел, ему было совершенно все равно, как он выглядит. И вдруг этим утром он ни с того ни с сего подумал, что, к примеру, нос мог бы быть и получше. Эта мысль показалась ему странной — до настоящего момента нос его полностью устраивал; в нем было две замечательные ноздри, через которые можно дышать — чего еще хотеть от носа? И также внезапно ему подумалсь, что и ноздри могли быть поизящней вырезаны. Ну, скажем, как у Майлза.
Может, эти суетные мысли и не пришли бы ему в голову, если бы капитан не велел ему
