появлением леди Ван-Вальден на Мауи шесть лет назад. Он не мог быть шпионом Брюсов хотя бы потому, что никогда не задерживался в локальном пространстве Мауи дольше, чем на два месяца.
Личная встреча с каждым из членов экипажа — по понятным причинам капитан Террао не мог перепоручить это никому другому — подтвердила изначальные предположения. Вплоть до мерзкого характера Дрю. Почему его при таком мерзком характере держали на корабле — тоже не было загадкой: капитан Хару никого е мог найти на его место. Потолкавшись в барах космоходов на станции Тепе-Хану, Мартин Террао узнал, что за последние два года у капитана Хару сложилась репутация неудачника.
2 февраля 2673 года от Рождества Христова или 374 года от начала Эбера[4], левиафаннер «Паломник» класса «шхуна-бриг» находился в порту Тепе-Хану 4 на орбите Ика-а-Мауи, система Дельты Кита. Профилактический осмотр и текущий ремонт закончились, временно нанятая в охотничий рейс команда была распущена, и постоянная команда, освободившись от дел, днями напролет играла в гравиполо в стволовой шахте космопорта, издавна облюбованной для этого экипажами разных кораблей. У космохода в длительном «зависании» не особенно много способов времяпрепровождения: можно закатиться на планету, прогуливая кровные в разнообразных увеселительных заведениях, можно прогуливать те же кровные в тех же заведениях — но на орбите, и можно играть в гравиполо[5]. У команды «Паломника» выбор был сужен до крайности — по причине безденежья им оставалось только последнее.
Они вышли на кольцевую галерею, опоясывающую шахту ствола на этом ярусе. Напротив их ждала команда такого же левиафаннера — «Мешарета» с Бет-Геулы. Полоскать свое белье — хоть и было оно не столько грязным, сколько весьма худым — перед приятелями-противниками не хотелось.
Охотники совершали рискованные прыжки сквозь дискретные зоны — в полную неизвестность; случалось — в никуда. Иногда такие скачки оборачивались головокружительным успехом — в силовых ловушках корабля оказывались пять, семь, девять левиафанов; чаще, утомившись скитаниями, возвращались, добыв двух, чтобы окупить рейс.
Из последнего похода, длившегося девять месяцев по стандартному галактическому времени и пять — по времени «Паломника», охотник доставил только одного. Поход длился непозволительно долго, а покупатель на левиафана не находился. Средств, полученных у доминиона под залог доли в корабле, едва хватило, чтобы рассчитаться с временно нанятой командой, провести текущий ремонт и купить рабочее тело для кавитационного двигателя. Постоянная команда судна оставалась без наличных, а сам шкипер — без прибыли и в долгу перед командой — до порта Парадизо, где груз удастся продать.
Капитан Хару остановился на Мауи потому что после войны планета отошла в ленное владение Ван Вальденов, а он, как подданный леди Ван Вальден, не обязан был платить в порту «постойные» за ремонт — на все то время, что судно будет чиниться. На Мауи он рассчитывал набрать новую команду и совершить еще один бросок.
Увы, команду набрать не удавалось. Скрывать неудачный рейд в среде левиафаннеров — все равно что скрывать в рукаве фунт «рокфора». Неудача смердит за версту и отпугивает всех, кто мог бы помочь переломить ее. Команде «Мешарета» подобные горести не грозили: судно принадлежало большой компании «Арад». Даже если бы «Мешарет» не привез ни одного антизверя, думать о куске бустера на завтра им бы не пришлось.
— А ты с каждым разом все выше, малыш, — бортинженер Зак Лански любил дразнить младшего матроса с «Паломника». — Научился выговаривать 'л'? Больше не поёшь «Арируйя»?
— Шлимазл, — старательно выругался паренек.
— О! Я смотрю, ты долго тренировался. Лучше бы ты тренировался кидать мячик. Сейчас посмотрим, кто тут шлимазл, — Зак сильным броском послал мяч через шахту, Суна вспрыгнул на барьер, оттолкнулся ногами и поймал мяч на середине. Это был хитрый, «крученый» мяч, и из неумелых рук он непременно бы вырвался, но мальчишка припечатал его другой рукой и остановил собственным вращательным моментом. Несколько секунд он просто висел на середине шахты, а потом резко отдал пас назад — и этим пасом послал себя обратно к перилам.
Маришка Лански, пилот, изловила мяч — тугой, звонкий и тяжелый, такой, каким в старинные времена играли в баскетбол. Перейдя в трехмерность, игра преобразилась до того, что никто уже и не представлял себе, как это можно играть в такое на твердой земле.
Игроки разделись до пояса, чтобы одежда меньше пропахла потом и меньше парусила — вдоль шахты дул ощутимый ветерок, два огромных ленивых вентилятора обеспечивали циркуляцию воздуха в невесомости. Кинули жребий — кому играть по «ветру», кому против — и, перебравшись через ограждение галерейки, вылетели в зону, где искусственная гравитация исчезала.
Команда «Паломника», оттолкнувшись от перил, спланировала к «подветренной» решетке, геуланцы — к «наветреной». Маришка Лански вытянула руки за пределы гравитационной зоны и, лихо свистнув, толкнула мяч кончиками пальцев — так что он поплыл медленно и величаво, словно маленькая, видавшая виды луна. Обе команды, оттолкнувшись ногами от решеток и бросая себя от одной крепежной распорки к другой, устремились к этой луне, чтобы завладеть ею, отобрать у противника и путем сложных комбинаций, где расчет значит не меньше, чем сила и ловкость, загнать в чужое кольцо.
Игра в невесомости, где каждый пас, перехват или бросок изменяют траекторию не только мяча, но и игрока, требует навыка и совершенно особенной сноровки. Поймав мяч, ты летишь не туда, куда хочешь, а куда направлен вектор импульса силы. Чтобы изменить направление вектора, приходится идти на разные фокусы, сопряженные с рискованной — особенно для новичка — акробатикой. Непривычный человек, обманутый потерей веса, инстинктивно начинает думать, что масса тоже куда-то девается — итогом бывают вывихнутые конечности и разбитые носы.
Переход в невесомость свел на нет фактор роста игроков, но больше стали значить ловкость и гибкость, а также — умение мгновенно ориентироваться в пространстве. По этим качествам команда «Паломника» была в выигрыше: Майлз Кристи и Дик Суна обладали ими в избытке. Но им не хватало третьего качества, тоже существенного: массы. Вдвоем они весили ненамного меньше одного Эли Мейра. Вальдемар массой и силой не уступал ему, но уступал ловкостью — как и большинство негроидов, Мейр не расплачивался за солидные размеры и силу более медленными нервными реакциями. Поэтому он играл в нападении, а Аникст — в защите.
«Мешарет» вел с отрывом в три очка, когда на галерейке показался мастер Хару. Постояв с полминуты и поглядев на игру, он отмахнулся от проплывающей мимо капли пота и крикнул:
— Джентльмены! Поправьте меня, если я ошибаюсь — но я как будто объявил суточную готовность.
Игра приостановилась. Болтон, поймав мяч, свободной рукой перехватился за распорку, обернулся кругом и крикнул в ответ:
— А мы готовы, сэр! Когда летим? Сейчас?
— Готовы? — капитан демонстративно огляделся. — Я что-то не вижу Дрю. Где он?
— А что, не на борту?
— А вот нет, смотри ты!
— Значит, где-то на четырнадцатом ярусе. Вызовите его, и всего делов.
— Ты, Джез, умный, как утка — только что не летаешь. Не отвечает он на вызовы.
— Значит, с бабой, — заключил Аникст.
— Да уж навряд ли с мужиком. Все на борт.
— Три очка, кэп! — взмолился Болтон. — Три очка отыграть дайте!
— Я лучше твое натрое порву. Вылезай, игрок. Отлет через восемнадцать часов, а этот сукин кот еще не принял на борт половину груза. Суна!
Младший матрос набросил юката, и теперь обувался.
— Пойдешь в четырнадцатый сектор и найдешь мне Дрю, — мастер Хару сунул юноше в руки свог и обруч связи.
— Давайте я пойду, — сказал Аникст. — Зачем пацана в такое место посылать.
— Затем, что я только в нем и уверен, раздолбаи. Вы же вместо чтоб Дрю привести, сами там завязнете.
— Майлза обижаете, сэр.
