цивилизации… Метрополии… Мне не раз приходилось решать судьбу планеты… И теперь меня задевает за живое необходимость жизни в этом захолустье. Но такие вещи не обсуждаются. Я сделал все так, как надо. Нужно исполнять свой долг. Теперь я могу спокойно продолжать свой путь. Это государство имеет достойную тайную службу. Сейчас демократия… Но кое-кто мог бы продлить время своей власти, если бы захотел этого.
А я тем временем кашляю кровью.
Мне хотелось бы знать, что такое – думать то, что думаешь, решать то, что решил… Очень трудно думать так. Как думает кто-то другой.
Кусать самого себя за хвост.
Письма шифровались с помощью символов, соответствующих буквам алфавита. Тридцать шесть символов складывались в слова и фразы. Исключая J. V. W. Плачевно. Уолсингем верил в действенность криптоанализа. С тех пор, как в его руки попала книга Джироламо Кардано [23]… великого математика и криптолога. Автора первого труда по теории вероятности. Создателя тайнописи и первой системы автоклавирования…
Уолсингем создал в Лондоне школу, в которой обучали расшифровке кодов. Каждое уважающее себя правительство должно поддерживать работу таких заведений. Фелиппес был лингвистом. Невысокий. Бородатый. Лицо изрыто оспой. Около тридцати лет. Владел французским, итальянским, испанским и немецким языками. К тому времени уже был известным в Европе криптоаналитиком. Фелиппес. Все это я рассказывал Тьюрингу, а вокруг бушевала буря. Мне было сложно говорить в третьем лице. Но такова моя жизнь. Первое и третье лицо одновременно. Всегда.
Сообщения, которыми обменивались Бабингтон и Мария, можно было расшифровать с помощью элементарного анализа частотностей… Бабингтон и Мария… Доверившиеся своей 'надежной' системе связи. Каждый раз с все большей откровенностью они говорили о планах убийства Елизаветы. Сообщение от 17 июля 1586 года решило судьбу Марии. Она хотела, чтобы ее освободили до или в самый момент смерти Елизаветы, так как боялась быть убитой ее охраной. У Уолсингема уже было все, что нужно. Но он хотел большего. Он попросил Фелиппеса, то есть меня, подделать почерк Марии и от ее имени попросить Бабингтона написать поименный список всех заговорщиков. Я был большим мастером подделки, не было почерка, который я не смог бы изобразить. С моей помощью все и попались. Бедные Бабингтон и Мария… Если бы они не использовали в своей переписке секретные коды… И были бы более осмотрительными… Но им довелось жить в то время, когда криптоанализ развивался гораздо быстрее криптографии. Те, кто раскрывал коды, преуспевали по сравнению с шифровальщиками. Моим коньком был анализ частотностей…
8 февраля года 1587-го. Мария… Королева Шотландия… Приговор был приведен в исполнение. Ее обезглавили. В Парадном зале замка Фотерингей. Все это я рассказывал Тьюрингу во время грозы. Город в тумане. Мы промокли. Струи воды бежали по нашим лицам. Мокрые брюки. Ботинки полны воды. Все было не важно. Будущий Тьюринг словно был на месте Фелиппеса.
Он видел моими глазами. Как я. Тот, кто не имеет начала и конца. Он видел себя, разоблачившего заговорщиков. Принимающего участие в ходе истории. Был господином секретов. Видел, что может стать не тем, кем является на самом деле. Разыгрывались жизни. Судьбы стран. Империй. Верная расшифровка сводит на нет любую случайность.
С тех пор он со мной. Не покидает меня. Электрического муравья. Присоединенного к трубкам, которые поддерживают жизнь. Возможно, пульсация моей жизни сохранится и без трубок?
Глава 11
Ты входишь в гостиную со стаканом виски в руке; кубики льда ударяются друг о друга, плавая в янтарной жидкости. Ты садишься на диван, обитый зеленым бархатом, и включаешь телевизор в надежде оттянуть встречу с Рут в спальне. Странная игра, в которой не бывает победителей' она делает то же самое: засиживается за письменным столом; готовится к занятиям. Проверяет контрольные работы студентов, читает биографии ученых и шпионов… Бывают ночи, когда ваша спальня пустует до рассвета. Иногда ты засыпаешь на диване, про себя ругая Рут на чем свет стоит. Нападки, о которых назавтра и не вспомнишь; в то время как она, подстегиваемая бессонницей, принимает снотворное и выдумывает себе работу для того, чтобы убить время.
Виски уже не обжигает тебе горло. Оно просто проскальзывает внутрь, как это всегда случается поздно ночью, когда выпит уже не один стакан. Ты отвлекаешься, считая вертикальные полосы коричневого цвета на покрывале. Получается 169; числа преследуют тебя.
По телевизору журналист с аккуратной бородкой, сотрудник отдела хроники центральной газеты, рассказывает об атаке, предпринятой 'Сопротивлением', и предоставляет слово корреспонденту, который находится у Дома правительства. Вирус распространяется очень быстро, не осталось ни одной правительственной организации, в компьютеры которой он бы не проник (этой участи не избежал и 'Глобалюкс'). На стенах видны разноцветные граффити. На них изображен Монтенегро с веревкой на шее; это оскорбление в адрес технократов, правящих страной, ничего в политике не понимая. Премьер-министр объявил чрезвычайное положение. Центральная рабочая партия, гражданские лидеры и крестьяне поддержали информационных пиратов. Коалиция ведет приготовления к перекрыванию улиц Рио-Фугитиво, назначенному на завтра. Ты думаешь о молодых криптоаналитиках и экспертах по кодам из Тайной палаты. Адреналин зашкаливает у них в крови. Они ищут следы, которые могут привести к виновникам случившегося. Скоро тебе позвонят и придется вернуться на службу. Твой опыт необходим им для того, чтобы разобраться в биографии 'Сопротивления', проследить в бесконечном море кодов и цифр своего рода отпечатки пальцев, оставляемые убийцей на месте преступления. Им необходима память Архива, пока она еще не стала полностью искусственной (Рамирес-Грэм распорядился отсканировать все документы, хранящиеся там, и поместить их на жесткий диск).
На пороге появляется Рут с сигаретой в руке, на ней кремовый халате цветами. Ты выключаешь телевизор.
– Ты слушал новости?
– К сожалению, да. Уверен, что придется возвращаться на работу.
– Флавия, как всегда, зависает в Плейграунде. Нужно ограничить ее. Счет в этом месяце просто огромный. Не знаю, хорошо ли это. Во всяком случае, отметки у нее в этом семестре – хуже некуда. А ведь это ее последний год в колледже, могла бы постараться.
– Да, надо что-то делать. Ей нужно набраться терпения, остался всего месяц занятий.
– Я поговорю с ней. Тобой она крутит как хочет. Ты начинаешь на повышенных тонах, но стоит ей заговорить – и ты таешь.
– Разве плохо любить собственную дочь?
– И чего ты этим добиваешься? Она живет здесь как в гостинице. Спускается только для того, чтобы поесть. Чтобы поговорить с ней, нужно отправить электронное письмо. Или позвонить по телефону. Я где-то читала, что в комнате ребенка не должно быть компьютера. Кто знает, чем это закончится. Он должен стоять в гостиной, у нас на виду.
Сейчас ты хотел бы оказаться рядом с Карлой. Чтобы на прислонилась головой к твоей груди и заснула в твоих объятиях. Необычайная мягкость и ловкость ее языка так не соответствует ее внешности… Ты гладишь следы уколов на ее руках. Ты старался помочь, даже устроил ее в реабилитационную клинику. Она не продержалась там и трех дней. В первую же ночь ее стали раздражать твои пресные разглагольствования; она начала кидать стаканы в стену, глядя на тебя так, будто видела в первый раз. Ты бы хотел сделать для нее больше, но понимаешь, что любая страсть – это своего рода бездонная пропасть, которая никогда не отпустит тех, кто заглянул в ее пустоту.
– Я ходила к доктору. У меня постоянно идет носом кровь.
– Странно. Как ты думаешь, что это может быть?
– Возможно, нервы. Старость. Или что-нибудь похуже. Моя мать умерла от рака. Хорошо еще, что она убила себя раньше, чем это сделала болезнь.
