шестеро так и не поднялись.
Смерть Чернока и эти шесть смертей убедили даже самых «задвинутых» на Общей Судьбе, что судьба эта достаточно печальная.
Историки нового времени отсчитывают момент начала Крымской Компании с момента гибели Александра Чернока. Но это, естественно, всего лишь повод к войне. Так называемый «казус белли». Правда, есть версия, что тут не обошлось без вездесущих спецслужб — как таинственного ОСВАГ, так и безжалостного КГБ. Но давайте оставим эти догадки авторам дешевых шпионских романов, жалким копировальщикам великих — Яна Флеминга, Алистера Маклина, Фредерика Форсайта и Гривадия Горпожакса. Нас, господа, интересует истина…
«Rent-a-carport» на окраине Бахчисарая. Артем бросил взгдяд в зеркало заднего обзора, потом осмотрелся по сторонам. Пустынно и тихо. Отлично. Просто замечательно.
В глубине гаража стоял советский армейский «ГАЗ». Козырев присвистнул. Верещагин запрыгнул в кузов, запустил руку в глубь накрытого брезентом ящика, что-то звякнуло.
— Ну, и мы с собой кое что принесли, — слегка обиженно сказал Князь.
— Этого даже у вас нет, — Арт вытащил автомат. — АК-74У.
— Я бы предпочел классическую модель, — Томилин принял из его рук оружие. — У этих и дальность, и точность прихрамывают.
— Они состоят на вооружении спецназа, — объяснил Верещагин.
— А мы — спецназ?
— Да.
— Час от часу не легче.
— А что еще там у тебя? — спросил Князь — Набор лазерных мечей?
Следом на свет появилась аккуратная связка камуфляжной полевой формы.
— Группа спецназа ГРУ, — осматривая знаки различия, сказал Арт.
— Hell's teeth! — изумился Хикс. — Настоящая.
— Да, пожалуй… В сумке у меня, кстати, документы. Тоже настоящие…
— А чего вся такая обшарпанная? И ботинки стоптаны немного…
— Интересно, далеко бы вы ушли в новеньких… — съязвил Кашук. — Эти советские бутсы — настоящие колодки для каторжников.
— Можно подумать, наши лучше… Тоже пока разносишь — хромаешь на обе ноги.
— Во всех армиях мира ботинки бывают только двух размеров — слишком большие и слишком маленькие.
— А самое главное: новенькая, с иголочки, обувь привлекла бы внимание, — снисходительно пояснил Кашук. — И форма, и обувь должны быть ношеными.
— Самое большое подозрение может возбудить знаете что? Что мы будем трезвыми.
— Дело, как говорится, поправимое.
— А это что — жвачка, чтоб не пахло изо рта? — Козырев заглянул в железный ящик. — Килограмма три. И взрыватели к ней. Вибрационные, радиоуправляемые, контактные, часовые…
— Bay! Пулемет!
— Гранат советских я здесь что-то не вижу…
Кашук воздел глаза к потолку. Эти мужланы и солдафоны, окружавшие его, явно не способны были оценить доставшиеся им блага.
— Вы хоть представляете себе, как было сложно обеспечить хотя бы это? — осведомился он.
— По гроб жизни будем благодарны ОСВАГ и вам лично… — елейным голосом сказал Князь.
— Быстрее переодеваемся, — перебил его Верещагин. — Если мы их опередим, возможно, удастся обойтись без драки.
— А мне как раз хочется подраться, — вздохнул Даничев.
— Капитан…— обиженно сказал Кашук.
— Старший лейтенант, с вашего позволения. В чем дело, прапорщик Кашук?
ОСВАГовец открыл рот, но забыл, что хотел сказать.
— Быстрее надевайте форму, прапорщик, — Верещагин снял рубашку. — У нас очень мало времени. Ваши трения с сержантом Берлиани должны закончиться здесь и сейчас. С этого момента вы — лучшие друзья. И называете друг друга «братишка».
— Это обязательно? — сдавленным голосом спросил Берлиани.
— Да, Гия. Обязательно. Давай порепетируем. Попроси прапорщика Кашука передать тебе твой подсумок.
— Я тебе… вам это припомню… товарищ старший лейтенант, — сказал Берлиани.
— Если будем живы, — согласился Верещагин. — Я жду.
Берлиани прочистил горло, смерил Кашука убийственным взглядом.
— Братишка… — процедил он сквозь зубы. — Подкинь мне патрончики.
— Всегда пожалуйста, — ехидно улыбнулся Кашук, протягивая сумку.
— Плохо, — покачал головой Артем. — Будем тренироваться.
5. Казус белли
Оккупация может потрясти и нас, и вас,
может привести к самому невероятному… к войне…
Чтобы понять, как подействовала на Крым гибель Чернока, нужно понять, что Чернок означал для крымцев вообще и именно для армейцев.
«Арабы верят людям, а не социальным институтам». Русские, в общем, тоже. Социальная система или политический лозунг не существовали в отрыве от людей. Монархия была Николаем и Александрой, военный коммунизм — Лениным, индустриализация — Сталиным, изоляционизм и крымская реакция — Врангелем, демократия и парламент — Лучниковым-старшим, ИДЕЯ ОБЩЕЙ СУДЬБЫ — Лучниковым- младшим, покойным графом Новосильцевым и полковником Черноком.
Герой Турецкой Кампании, безупречный джентльмен, интеллектуал, Чернок был эталоном офицера. То, что делал он, не могло быть плохо или безнравственно в глазах армейца. То, что он примкнул к Общей Судьбе, реабилитировало Общую Судьбу для форсиз.
Смерть Чернока была для них смертью Идеи Общей Судьбы.
Крым был так потрясен произошедшим, что поначалу просто не знал, как реагировать. Новость передавалась из уст в уста. Ей не верили. Зачем убивать человека, открывшего вам двери и пригласившего в дом? Можно, конечно, сказать, что это случайное убийство. Но кто же ходит в гости с пистолетом — заряженным и снятым с предохранителя?
Если капитан Верещагин был склонен к некоторой рефлексии, что, в общем-то, свойственно русскому человеку, получившему хоть какое-то образование, то подполковник Брайан Огилви, командир 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии был в первую очередь человеком действия. Его реакции частенько опережали мысль.
Была ли причиной тому его горячая ирландская кровь, разбавленная кровью украинских предков
