солдатами щегольские сапожки. Во избежание обвинений в нарушении формы одежды зеленый брезент плащ-палатки закрашивали гуталином и начищали до зеркального блеска. Надо сказать, в венгерском климате такие сапоги были не так уж и плохи — нежарко, ходить легко, но хватало их ненадолго.
Офицерам «повезло» еще и в том, что мы получили после окончания боев новое обмундирование как подарок от англичан (как говорили — от королевы). Правда, это обмундирование было записано в вещевые аттестаты как очередная выдача, но все же это был новый комплект. А вот с солдатами и сержантами дело обстояло много хуже. Вышедшему из строя обмундированию и обуви не было замены.
И вскоре к уставной форме строевой записки, которую каждый день представляют в штабы командиры рот и батарей, были добавлены новые графы. Кроме обычных сведений о наличии и отсутствии людей «по списку», «больных», «в наряде», «в командировке» и т. п., появились строчки «без сапог», «без шинелей», «без штанов» и пр.
В подразделениях в нашем полку, например, число полностью одетых и обутых было меньше половины. Когда батарея или дивизион выходили на учения строем, то передняя и задняя шеренги, правая и левая стороны колонны составлялись из полностью обмундированных, а чем ближе к середине строя, тем меньше был «коэффициент обмундированности». В центре строя шагали в тапочках, в кальсонах. Но у каждого — автомат или карабин, противогаз, телефонный аппарат, рация, стереотруба, буссоль, бинокль. Окрестные жители удивлялись, глядя на это войско — как это они смогли разгромить германский вермахт, не имея обуви и штанов?
Все это требовало от командиров определенных решений и действий. 25-я артдивизия воспользовалась находившимся где-то недалеко трофейным складом германских воздушно-десантных сил. Из находившихся там грузовых парашютов соорудили лагерные палатки. Из этого же искусственного парашютного шелка сшили для солдат гимнастерки и брюки, договорившись с местными кустарями за какую-то оплату (чаще всего это была перевозка грузов на наших машинах). Покрасить белое обмундирование в зеленый цвет было нечем, но удалось договориться с цыганами об окраске в синий цвет. Так вот и появились «милиционеры», однако — до первого дождя. Искусственный шелк не воспринимал цыганскую синьку, и все перешло на солдатские плечи и спины. Предъявлять претензии было уже некому — табор успел откочевать.
Особенно плохо стало к осени 1945 года, когда началось массовое увольнение солдат старших возрастов. Отправляемых на Родину нужно было одеть с ног до головы — так требовалось и по всем приказам, так было необходимо и потому, что ехали они в разрушенную и разоренную войной страну, и им предстояло еще долго носить армейскую форму, хотя и без погон.
Нередко приходилось отбирать у остающихся солдат все еще более или менее годное обмундирование и обувь, чтобы передать отъезжающим. В первую очередь «раздевали» молодое пополнение, которое уже начинало поступать. Конечно, это вызывало недовольство, но другого выхода не было.
Командир полка, не имея права приказать, обратился к офицерам с просьбой отдать отъезжающим свои шинели, которые были несколько лучше солдатских. В моей шинели уехал к себе в Литву разведчик из моего взвода рядовой Викентий Сабынич.
Особенно трудно было подобрать что-либо для солдат-огневиков, как правило, рослых и крепких. Были случаи задержки с отправкой увольняемых по причине невозможности одеть их как следует. Ехали они, конечно, не самостоятельно, а эшелонами, и тому, кто задержался, приходилось ждать формирования очередной команды. Все понимали, что едут не в рай, а на труд по восстановлению, возрождению, что там может не оказаться ни жилья, ни хлеба, но все рвались домой, и каждая задержка была драмой».
Илья Глеба:
«В канун Победы выписали меня из госпиталя домой, обмундировали. Делалось это так: берешь новые шаровары и старую шинель. Шинель новую хочешь — шаровары с гимнастеркой бери старые. В общем, получил я шинель настолько залатанную, что выглядел в ней точь-в-точь, как бравый солдат Швейк. Когда я на костылях, в шинелке этой и шапке бэушной (бывшей в употреблении) зашел к своим родственникам в Славгороде, они меня не узнали».
Тыл
Война…
А мы молоденьки-молоденьки,
Пешком да на фабричный на гудок!
И цокают ботиночки-колодинки:
Цок-цок.
Ботиночки — подошвы деревянные,
Кукукает «кукушка», паровоз,
Немеют, стынут пальцы окаянные.
Мороз!
Вступив в должность командующего Западным фронтом, Г.К. Жуков затребовал данные о необходимом количестве зимней одежды для войск. В донесении на его имя, датированном октябрем 1941 года, говорится: «В частях фронта недостает: шапок-ушанок начсостава 12 877, шапок-ушанок для рядового состава 50 223, телогреек ватных 136 784, шаровар ватных 168 754, гимнастерок суконных начсостава 6466, шаровар суконных 8221, свитеров 25 107, перчаток теплых 89 360, рубах теплых 89 907, подштанников полушерстяных 112 534»
В городах и райцентрах, сельсоветах Алтайского края были открыты сотни приемных пунктов, куда поступала теплая одежда. Уже к 1 декабря 1941 года жители Барнаула собрали 42 214 штук теплых вещей — полушубков и валенок, ватных брюк и курток, шерстяных носков и рукавиц. К началу 1942 года барнаульцы послали на фронт 1772 посылки с теплыми вещами.
Много теплых вещей направили в действующую армию труженики Бийска. Жители Каменского района, кроме готовых теплых вещей, собрали более 100 овчин, около трех тысяч килограммов шерсти, 150 кож, из которых предприятия местной промышленности Камня-на-Оби изготовили шубы и валенки.
Один из машинистов Рубцовского паровозного депо отказался от полагающейся теплой одежды и просил отправить ее защитникам Советской России. Почин рубцовчан подхватили все железнодорожники края.
По данным на 1 февраля 1942 года, славгородцы направили на фронт 562 пары валенок, 108 шуб, 33 телогрейки, 275 фуфаек, 151 ватные брюки, 1270 пар шерстяных носков, 896 пар рукавиц и многие другие вещи. Домохозяйки Романова, Бабина, Владимирова, Кабанова покупали шерсть, пряли, вязали, а готовые изделия — чулки, варежки, носки — сдавали в комиссию по сбору теплых вещей. За короткий срок они подготовили для защитников Москвы более 100 пар изделий теплых вещей.
Надо сказать, что люди, жертвующие для армии, в которой сражались их сыновья, мужья и братья, жили в большинстве своем далеко не в достатке и тем не менее без всякого принуждения пошли на этот шаг, сами зачастую оставаясь полураздетыми и разутыми.
Всего из разных районов страны только зимой 194 142 годов в действующую армию было отправлено свыше 1175 тыс. пар валенок, 1800 тыс. полушубков, курток и ватных шаровар, 1333 тыс. шапок-ушанок, 2245 тыс. шерстяных перчаток, варежек и меховых рукавиц, 2298 тыс. пар шерстяных носков. Эта помощь позволила одеть и обуть более 2 млн солдат и офицеров Красной армии. На фронт постоянно отправлялись подарки бойцам и командирам. Только с ноября 1941 года по май 1942 года на фронт поступило 3,4 тыс. вагонов с подарками.
Такие поступки людей были действительно благородными, но решить острую проблему с обмундированием и обувью для армии они, конечно же, не могли.
Однако потихоньку дело все же налаживалось. В восточную часть страны прибывали
