— К сожалению, в армии я не встретила ни одной примерной дружбы женщины с мужчиной, такой, чтоб можно было пальцем показать и сказать: любят! Девчонки смеются: «Война все спишет!», но смеются искусственно, сами переживают. И когда расскажешь ей, что она сделала, — плачет.
Есть еще, конечно, люди, которые могут дружить хорошо. Но достаточно было в нашей воинской части одной появиться, которая неправильный образ жизни повела, как командиры уже стали иначе ко всем относиться, чем прежде.
Мне часто хочется поговорить, посмеяться, поболтать. В начале войны я это делала, теперь не делаю, потому что скажут: «Все крутит-вертит хвостом!».
Отношение командиров к прибывающим на фронт девушкам тоже порой опиралось на объективную реальность. Юлия Жукова вспоминает, что когда их (выпускниц Центральной женской снайперской школы в Подольске. — Авт.) привезли в запасной полк 31-й армии на границу с Восточной Пруссией, «нас встретил майор, упитанный, розовощекий, одетый в белоснежный полушубок с поднятым воротником. Прошелся перед строем, критически разглядывая нас. «Ну, — спрашивает, — зачем вы приехали, воевать или» Вопрос за него завершила неисправимая матершинница Саша Хайдукова: «Б…вать?». Вот такой прием оказали нам. Всем стало обидно».
Николай Александров, командир танка:
«Как-то раз пришел эшелон с женщинами к нам на пополнение. Командир корпуса посмотрел: «Отправьте их назад, что, мне через девять месяцев открывать родильные дома?!». Так и не принял».
Рассуждения командира мехкорпуса о девяти месяцах были совсем не абстрактными, особенно в отношении девушек, находящихся непосредственно в солдатской среде. Домогательств к ним действительно было более чем достаточно.
Красочной иллюстрацией к этому может служить отрывок из воспоминаний санинструктора Софьи К- вич, которая впоследствии сама стала офицерской походно-полевой женой и потому, рассказывая о своей войне, попросила писательницу Светлану Алексиевич не упоминать ради дочери ее фамилии:
«Первый командир батальона. Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: «Сестричка! Сестричка!», а после боя каждый тебя стережет. Из землянки ночью не вылезешь.
Говорили вам это другие девчонки или не признавались? Постыдились, думаю. Промолчали. Гордые! А оно все было. Потому что умирать не хотелось. Было обидно умирать, когда ты молодой. И для мужчин тяжело четыре года без женщин. В нашей армии борделей не было, и таблеток никаких не давали. Где-то, может, за этим следили. У нас нет. Четыре года. Командиры могли только что-то себе позволить, а простой солдат нет. Дисциплина. Но об этом молчат. Не принято.
Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью оттого, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: «Ты чего?» Кому расскажешь?».
Другое дело, если женщина была офицером, служила в штабе, командовала каким-либо подразделением (и такое, хоть и редко, случалось. — Авт.), выполняла функции политработника, как Вера Лебедева, или военврача, как барнаульчанка Ангелина Островская, писавшая в марте 1943 года с фронта домой: «Живу сейчас в палатке, так называемой офицерской, она на четырех человек. Живут в ней еще два врача и старший военфельдшер, все мужчины. Неудобств особенных это не составляет, так как спим не раздеваясь. Вообще же здесь мне не нравится в отношении простоты нравов — слишком многие придерживаются девиза «война все спишет». Конечно, условия играют здесь большую роль. Когда не ставится ни во что жизнь человека, поневоле отпадает вопрос о других, сравнительно менее существенных обстоятельствах жизни. Словом, живут, пока живется. Я лично такую точку зрения разделить не могу. Не думаю, что время и обстоятельства заставят меня думать иначе».
В общем, женщинам-рядовым приходилось на войне страдать от переизбытка мужского внимания, а рядовым солдатам мужчинам — от острой нехватки женского. Что, конечно, было обидно.
«Начальство всегда жило немного лучше. Почти у каждого была полевая жена, — вспоминал уроженец Камня-на-Оби Герой Советского Союза Михаил Борисов. — У нашего командира дивизиона не было, а вот у командиров батальонов у всех были. Каждый санинструктор служила верой и правдой. Когда мы приехали на курсы, пошли в штаб фронта с моим товарищем из танковой бригады, таким же артиллеристом, как и я, но командиром орудия. Хвастунишка. Говорит: «Я больше тебя танков уничтожил». — «Да не ты уничтожил, а наводчик уничтожил». — «Я командовал!» — «Именно, что ты командовал». Ну да бог с ним.
Мы там познакомились с девочками из узла связи. Они сказали, где живут, и мы «заперлись» к ним в гости часов в пять дня. Они были все хорошо одеты, ухоженные. Чулочки не простые, а фильдеперсовые. Они нам через 15 минут говорят: «Ребята, уходите». — «Почему? У нас время есть, вы тоже не на смене». — «Вы что, не понимаете, что ли?! Мы же все расписаны. Сейчас рабочий день закончится, за нами придут».
Не мудрено, что в солдатской среде отношение к «расписанным» девушкам и женщинам было презрительное, а в отношении к тем ППЖ, кто активно использовал свое положение, к презрению примешивалась и ненависть. Тогда-то и рождались такие песни:
Или:
Система походно-полевых жен была широко развита не только в регулярных частях Красной армии, но и в партизанских отрядах и соединениях, где жизнь была хоть и суровой и полной опасности, но все же куда более вольной. Еще одним доказательством тому могут служить такие вот документы военного времени.
Языком документа
Из докладной записки бывшего политрука группы сумского партизанского соединения В. Минаева начальнику УШПД (Украинского штаба партизанского движения. — Авт.) т. Строкачу о состоянии соединения.
«Немаловажный вопрос, затрагивающий бойцов, — это женитьба командного и политического