Отдельные господа считают газетчиков порождением сил зла и родственниками вампиров. Грубая и печальная ошибка! Настоящий репортер вовсе не кровопийца и не будет питаться кровью. Предпочитает он более сытную пищу: горе и слезы. Впрочем, любит закусить трагедией или происшествием. Ну а если и попробует крови, то в самом крайнем случае. И только когда потребует редактор. В остальном же – мирные и безобидные существа. Как и любой смертный. Кто не верит, может заглянуть, например, в редакцию «Петербургского листка».
Как здесь славно и приятно! Господа пьют утренний чай, мило беседуют о пустяках, улыбаются и внимательно изучают утренний выпуск в поисках своих статеек. Прочитать опубликованный материал – священный ритуал. Тут все важно: место, куда поставили на полосу, каким шрифтом набрали, лучше крупным, чтоб читать легче, ну и сколько строк редактор выкинул. Но больше всего интересует авторов, удалось ли протащить в статью шпильку или фигу в кармане. Это и есть главный смак работы репортера, а вовсе не кровь. Публикуются они обычно под псевдонимами: «Ш-ов» или «А-нский», так что проехать незаметно по важной персоне или сделать грязный намек – самое главное удовольствие от профессии, как плюнуть с балкона и убежать. А уж если намек политический и редактор его не вычистил, то радость на весь день обеспечена. И пусть его понимает только автор, но всегда можно показать статейку и пояснить, что на самом деле здесь написано. Такие вот они непосредственные личности.
Отчаянно чихнув (все-таки облава не прошла даром), Леонид Данонкин глотнул крепкой заварки с лимоном и развернул выпуск. Имея дело с прекрасным во всех проявлениях – особенно в женской моде, изящных мелочах быта и театральных премьерах, – великий обозреватель как бы парил над общей массой коллег, копающихся в дорожных происшествиях и поломках городского водопровода. Меньше других страдая профессиональным недугом, лишь порой позволял он себе едкие замечания, от которых иные актеры напивались с горя. Слово Данонкина было веским, если не решающим. Если сказал он, что в этом сезоне аромат фиалки будет немодным, – значит, так и случится. И нечего душиться лимонными ароматами. Маэстро был строг, но справедлив, считая, что его тонкий вкус хоть как-то облагораживает грубую действительность. Второго столь влиятельного репортера не было во всем «Листке», да и в столице набралось бы десяток, не больше.
Изучив скучнейшие депеши из Европы и занудный отчет о заседании выпускников кулинарных курсов, Данонкин опустил газету. И невольно вздрогнул.
Перед столом возвышалась невысокая, но коренастая фигура в черном пальто. Гость смотрел слишком прямо, словно пришел выяснить отношения. Данонкин невольно вжался в спинку кресла. И не потому, что вид посетителя напугал. Великий репортер никого не боялся. Но все же кто его знает. Быть может, господин пришел задать строгий вопрос. Например, что это такое, господин репортер, вы начирикали: «И все-таки была изначальная червоточина в полицейской облаве, так что некоторые чиновники участка не приняли в ней участие»? Это какая же червоточина в полиции? Может, просто спросит, а может, и в лоб. По виду сразу не поймешь, что у него на уме. На всякий случай Данонкин улыбнулся и сообщил, как ему приятно. И, о чудо, гость улыбнулся в ответ и даже выразил глубокое почтение. Как видно, статью не читал.
Атмосфера расцвела. Данонкин стал радушным хозяином, предложил стул, чаю и всего, чем располагал. Именно это потребовалось от него. Положив шляпу на край репортерского стола, гость спросил, кто в столице самый главный в почетном деле ароматного мыла и прочих косметических прелестей. Вопрос был настолько простой, что задать его мог только мужчина, далекий от изящного. Милостиво простив, Данонкин перечислил: самый главный – это Брокар, за ним следует мыловарня Агапова, затем фабрика Жукова. Ну а прочие – так, по мелочи. Чем гость удовлетворился. Но тут же спросил, какие события происходили примерно полтора года назад в этой ароматной сфере. Данонкин растерялся: столько всего произошло. И новые духи вышли, и новые средства для лица, и новые мыла с лавандовым ароматом, да и мало ли чего появилось. Прогресс не остановить. Этого оказалось недостаточно. Визитер спросил:
– Может, кто-то хотел купить чью-то марку и дело?
Хоть эта тема не входила в разряд интересов мира изящного, а подлежала отделу деловых новостей, но Данонкин не стал запираться:
– Был слух, что Жуков очень хотел купить мыловарню Агапова, чтобы стать крупнейшим производителем. Говорили, что кредит брать собирался для этих целей.
– И чем дело кончилось?
– Как видно, ничем. Может, в цене не сошлись. Или планы изменились. Ах, нет, что же я: Агапов вскоре умер. Вот и причина.
– Кто наследовал его дело?
Данонкин не хотел показать своей неосведомленности, а потому ответил:
– Семья, кто же еще.
– Но ведь у Агапова не было сыновей.
– Значит, кому-то доверили управлять. И получается неплохо. Мыловарня процветает. Что-то такое слышал, вроде собираются новинки представлять. Чуть не в Европу поставлять. Ну, это уж сплетни. Нашему качеству до французского далеко.
– Какие новинки?
Нет, совсем гость неосведомленный попался. Данонкин терпеливо разъяснил: разумеется, туалетное мыло или какое-нибудь особо ароматное. У агаповской фабрики нет столь широкого ассортимента, как у Брокара.
Гость задумался, словно впал в тихий транс. Не зная, как себя вести, может, человеку плохо стало, Данонкин поерзал в кресле и спросил нарочно громким голосом:
– Что нынче расследуете, господин Ванзаров?
Очнувшись, Родион явил светскую улыбку:
– Так, рутина и скука сыскной полиции.
– А позвольте спросить: для какой цели вас полицеймейстер тогда вызвал?
Что хотите, а любопытство у репортера в крови, не хуже, чем у барышни. Профессиональная болезнь, одним словом.
– Так, мелкое дельце попалось. Ничего интересного.
