Хун ясно сказала в песне — не останавливайся на постоялом дворе! А я что делаю? Этот посыльный — непременно от Хуана и гонится за мной. Вот было бы дело, столкнись я с ним нос к носу!»
Еще несколько ли проехал Ян на восток. Петухи проснулись, солнце заалело у края земли. И вдруг на дороге показался «зеленый платок»; посыльный быстро шел навстречу Яну. «Это тот самый слуга Хуана, — подумал юноша. — Не нашел меня, теперь возвращается в Сучжоу. Спрячусь-ка я от беды!» Сошел с дороги и скрылся в придорожных кустах. Посыльный торопливо прошагал мимо, Ян покинул укрытие и снова принялся погонять осла. Через несколько десятков ли, когда день уже сиял вовсю, юноша спросил встречного, далеко ли до Ханчжоу, и узнал, что около тридцати ли.
Уже подъезжая к городу, Ян обратил внимание на чудесный пейзаж: в окружении невысоких холмов глубокое озеро, на берегу ивы и уединенная беседка. На двенадцати каменных столбах, сверкающих в лучах солнца, как яшма, далеко в озеро выгнулась дугой дамба, а на ней еще одна беседка. Как не узнать творения Су Дун-по![88] Давным-давно, во времена Сунской династии, знаменитый поэт и правитель Ханчжоу устроил эту красоту над озером Сиху. Когда настают седьмая и восьмая луны и расцветают лотосы, люди гуляют здесь, рвут цветы и любуются озером.
Очарованный увиденным, прошел Ян городские ворота и сразу оказался на большой шумной улице. Народу уйма, кругом суета — не сравнить с Сучжоу! На каждом шагу зеленые терема, и перед каждым алый флаг.[89] Погоняя осла, Ян передвигался от терема к терему, ища тот, перед которым растут персик и слива, но найти такого не мог. Нужно было узнать, где терем, о котором пела Хун. Ян слез возле постоялого двора и, напустив на себя праздный вид, спросил у старухи, торговавшей вином:
— Что это за дом с алым флагом? Старуха засмеялась.
— Молодой барин, видно, впервой здесь. Все дома с флагом — это зеленые терема. У нас в Ханчжоу их больше семидесяти. Тридцать шесть закрытых и столько же открытых. В открытых у нас девки, а в закрытых — девицы.[90] Понимать надо!
— В древних книгах я читал, — улыбнулся Ян, — что девки и девицы — одно и то же. А выходит, есть разница?
Старуха в ответ:
— В других местах, может, и так, а у нас в Ханчжоу — большая. Девки живут в открытых теремах. У кого есть деньги, может с ними развлечься. А вот девицы — те в закрытых, четырехъярусных. На первом ярусе они учатся грамоте, на втором стихи сочинять, на третьем песням да танцам, на четвертом наряжаться да лицо разрисовывать. Посули этим хоть гору золота или шелку, но если ты неуч, в стихах не понимаешь, — тебе их не видать. Зато человека ученого, благородного и без гроша примут с почтением. А ты говоришь, нет разницы!
— А где же закрытые терема, — спрашивает Ян, — и сколько там девиц?
— На этой улице все терема открытые, и девок в них сотни. А тебе, ваша милость, нужно через внутренние Южные ворота попасть на окружную улицу — там все терема закрытые, и в них — всего три десятка девиц. В самом первом тереме живет та, что больше других знает в стихах, песнях, танцах да в нарядах. Во втором — та, что послабее первой во всех этих делах. В третьем — та, что и второй уступит, и так дальше.
— А кто же сейчас хозяйка первого терема?
— Девица по имени Хун. Все говорят, что нету ее ловчее по всей Цзяннани во всех их уменьях! И в грамоте, и в стихах, и в песнях, и в красоте!
Рассмеялся Ян.
— Да, расхвалила ты, старая, свой Ханчжоу! Поеду сам погляжу, вправду ли так.
Нахлестывая осла, он проехал через Южные ворота и попал на окружную улицу. Поехал Ян по ней, разглядывая красивые, ухоженные терема. Вспомнился ему и конец песни Хун:
Тридцать пять теремов осмотрел Ян, а перед тридцать шестым по счету не мог не остановиться — этот был краше всех. Перед высокой оградой изящная беседка, а в нее ведут устланные шелком ступени; бежит прозрачный ручеек, а через него переброшен мостик, напоминающий радугу. Перебравшись по этому мостику через ручей, Ян сразу увидел ветви персика и сливы, свесившиеся над колодцем! Слез с осла, подошел к воротам и прочитал над ними золотые иероглифы — «Первый терем». Между ивами, обращенный на восток, высился многоярусный терем. На его стене шелковые полотнища с четырьмя иероглифами — «Запад», «Озеро», «Ветер» и «Луна».[91] Ян велел мальчику постучать. Вышла молоденькая служанка в красной юбке и зеленой кофте. Ян увидел ее и спрашивает:
— Тебя зовут Лотос и Яшма, значит, Лянь Юй, так ведь?
— Откуда вы и кто вам сказал мое имя? — улыбнулась девушка.
Ян кивнул в сторону двери и говорит:
— Хозяйка, наверно, дома?!
— Нет, вчера уехала в Сучжоу на пир и до сих пор не вернулась. Ее туда правитель Хуан пригласил.
— Я старый знакомый твоей госпожи. Жаль, что не застал ее. А когда она все-таки должна возвратиться?
— Сегодня обещала. Ян покачал головой.
— Без хозяйки в дом входить нехорошо. Подожду ее в харчевне напротив. Когда она вернется, скажи ей обо мне.
Девушка попыталась удержать его.
— Раз уж вы возле дома стоите, зачем идти в харчевню? Моя комната, хотя и недостойна вас, зато уютная. Побудьте в ней, отдохните, а там и госпожа пожалует.
Заколебался Ян: «Что подумают люди, если увидят, как я, юноша, вхожу в зеленый терем?!» Стегнул осла и на ходу крикнул:
— Вернусь, когда придет хозяйка.
И направился в ближайшую харчевню дожидаться возвращения Хун.
А та, усталая и разбитая, еле передвигая ноги, шла тем временем в Сучжоу. Наконец добрела до постоялого двора, где побывала первый раз ночью. Хозяин узнал ее.
— Э, да ведь это тот самый посыльный, что уже проходил здесь!
Хун через силу улыбнулась:
— Ну и память у вас — не забываете даже своих ночных гостей!
Хозяин в ответ:
— Вы спрашивали о благородном юноше — он прошел этой дорогой в Ханчжоу.
— А как он выглядел? — оживилась Хун.
— Дело было ночью, да и видел я его мельком. С ним мальчик и ослик. Одет бедно, но лицо умное и обращение достойное. Как же вы с ним разминулись?!
Чуть не заплакала Хун.
— Ночь была хоть глаз выколи, вот и не заметили один другого. А он в самом деле в Ханчжоу шел?
— Сказал так. Дороги он не знал и несколько раз меня переспросил. Видно, в этих краях впервые.
Задумалась Хун: «Ян шел ко мне. Значит, перехитрил Хуана. Придет в мой дом, а меня нет — обидится
