пространством изумрудных копей завладели их самочинные артели.
Ходили разговоры, что в ту пору особенно повезло тем, кто хитничал возле разработок, ранее принадлежащих Денисову-Уральскому. В 1917 году там было выбрано немало весьма недурных кристаллов самоцветов. Но власть пролетариата тогда на Урале установилась еще не окончательно. В 1918 году территорию копей вновь заняли «войска порядка», и вновь там появились надсмотрщики арендаторов. И будто предвидя такое развитие событий, когда частников совсем отстранят от разработки земных богатств, природа уральская решила подбросить им несколько утешительных находок. Так, буквально перед окончательным отступлением белых войск с Урала, в июле 1919 года, Липину сказочно повезло: на его прииске добыли уникальный кристалл изумруда темно-зеленого цвета, длиной около 18 сантиметров и около 6 сантиметров в поперечнике. Правда, кристалл этот с одной стороны был сильно растреснут, были трещинки и на других сторонах кристалла, но обрадованный Липин, несмотря на это, все равно надеялся сбыть камень не меньше чем за 200 000 рублей.
Но хитники, конечно же, не прерывали своего промысла ни с приходом чехословацких войск, ни с возвращением прежних арендаторов: кому под силу было отменить вольную, не облагаемую государственным налогом добычу зеленого самоцвета?
Советская история изумрудных копей
Межвременье 1918–1919 годов, когда на Среднем Урале распоряжались то большевистские Совдепы, то чехословацкие комендатуры, то колчаковские администраторы, запечатлелось в истории разработок уральских изумрудов одним небезынтересным обстоятельством: смертельно враждовавшие между собой власти, сменявшие друг друга, в одном отношении были поразительно единодушны — они знали цену изумрудам и беспрепятственно финансировали работы геологов по изучению района этого уникального месторождения.
А работы эти ох как назрели!
Еще А. К. Денисов-Уральский в своем достопамятном письме министру торговли и промышленности России констатировал, что «площадь Уральского хребта занимает не меньше 400 тысяч квадратных верст. Безошибочно можно считать разведанными не более 4 тысяч квадратных верст». То есть разведано всего- навсего около одного процента всей площади. Столь же мало, добавим мы, была разведана и территория изумрудного месторождения.
Еще в 1862 году подполковник Корпуса главных инженеров Миклашевский предлагал: дабы поставить добычу изумрудов на твердую научную основу — организовать «правильную», то есть планомерную, разведку и разработку района месторождения. Но и спустя шестьдесят лет эта разумная идея не была реализована. Если не единственное, то одно из главных объяснений этому — последовавшая годом позже (по совету того же подполковника!) передача добычи драгоценного камня в частные руки. Мера эта поспособствовала увеличению выдачи минерала, но вовсе не помогла расширить перспективы месторождения. Быстро сменявшие друг друга арендаторы вовсе не были заинтересованы в том, чтобы вести работы «правильно», — они стремились урвать кус пожирнее да отвалить. Велась типичная хитническая «верхушечная» добыча.
Правда, копошение возле поверхности получило и более объективные, так сказать, объяснения. Во- первых, углубление выработок потребовало бы установки дорогостоящих водоотливных машин, что в свое время остановило Л. А. Перовского. Во-вторых, еще в первые годы эксплуатации месторождения сложилось мнение, что с углублением выработок уменьшается количество и ухудшается качество добываемых в них камней. Об этом писали еще Коковин и Вейц в «записках», представленных в Кабинет Е.И.В.
Так или иначе, но за первые 80 лет эксплуатации месторождения шахты и разрезы углубились лишь с 13 до 17,5 саженей (или, по нынешнему, до 37,5 метра). При этом не были определены границы расположения изумрудоносных пород.
И вот тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Революция загнала в Екатеринбург крупные научные и производственные силы — вдобавок к немалым силам, ранее уже здесь обосновавшимся. Сейчас это кажется невероятным, но ведь это факт: в октябре 1917 года в Екатеринбурге открылся Уральский горный институт. И в то же время в городе обосновалась эвакуированная из столицы Академия Генерального штаба России, в составе которой всегда были отменные специалисты по картографии.
Так что создалась великолепная возможность наконец-то создать надежную основу для систематизированного научного геологического поиска — детальные карты местности, где расположены изумрудные месторождения. И если учесть отмеченную выше заинтересованность всех сменявших друг друга властей в изумрудах, то не стоит удивляться размаху развернувшихся в то время работ. Были устанавлены геодезические знаки-пирамиды, начались топографические съемки. Работа прерывалась разве что в те дни, когда стрельба шла совсем уж близко. Стоит отметить деятельное участие в съемках профессора геодезии Николая Келля — одного из основателей Горного института.
Работы шли настолько успешно, что к декабрю 1920 года была полностью завершена топографическая съемка всей зоны месторождения. К этому времени на Среднем Урале всерьез и надолго утвердилась советская власть. Изумрудные копи были национализированы. Добычей самоцветов стало управлять новосозданное учреждение с красивым названием Райруда.
Поначалу большевистские власти, не менее своих предшественников нуждавшиеся в твердой валюте, решили организовать изучение и разработку месторождения в лучших традициях военного коммунизма. Как вспоминал инженер В. А. Вознесенский, руководивший в то время разведочными работами, «рабочие откомандировывались в порядке трудовой повинности местным профессиональным союзом горнорабочих, которым была установлена норма выработки и оплата работ. Норма была дана такая, какая соответствовала дурному питанию рабочих, состоявших на государственном, весьма скудном пайке… Ввиду недостатка в рабочих непрерывности работ не удавалось достигнуть, и промежутки застоя оказывались гораздо больше, чем в работе… Во многих местах вода не давала возможности довести глубину шурфа до коренных пород… Попытка получить бур ни на ближайших асбестовых рудниках, ни в Екатеринбурге не привела к благоприятным результатам…»
Так велись работы в южной части месторождения.
Не лучше обстояли дела и на разведке в центральной части месторождения. «Работы, хотя и были признаны боевыми, даже ударными, как со стороны Уралгоркома, так и Райрудою, ввиду требования, предъявленного за границею на драгоценные камни и предположения начать добычу изумрудов в возможно непродолжительном времени, велись весьма вяло. Рабочих было откомандировано на них всего 12 человек, между тем приходилось силами тех же рабочих производить ремонт бараков, организовать выпечку хлеба, заготовлять дрова, ездить на рудники в Екатеринбург для получения инструментов, материалов и продовольствия. Все это, а в особенности последнее было сопряжено с большою затратою времени…»
Остается только поражаться энтузиазму геологов и горняков, сумевших в таких условиях и за столь короткий срок и составить точную и достаточно детальную карту практически всего района месторождения, и установить полосы распространения изумрудоносных сланцев в пределах ранее проводимых разработок, и найти неизвестные ранее места, где с уверенностью можно было закладывать совершенно новые выработки. И самое главное, удалось разобраться с геологической позицией изумрудных залежей во вмещающих их породах. Особенность, подмеченная еще Коковиным, удостоверенная позднее наблюдениями и опытом инженера
Михеева и теоретически объясненная А. Е. Ферсманом, была подтверждена новейшими исследованиями: изумруды появлялись здесь на свет именно в жилах пегматитов.
Теперь самым главным представлялось выработать правильную стратегию добычи и обработки изумрудов.
Разумную стратегию организации работ предлагал в своей записке геолог Ф. Кандыкин: прежде всего, утверждал он, «необходимо подготовить это поле детальной разведкой до начала работ на глубину хотя бы в 10 сажен от поверхности шахтами через 50 сажен по простиранию жил. По мере вскрытия жил производить возможно полное извлечение камней из добытых изумрудоносных пород… Эта работа большая,
