ведомству проведение разведок на Урале за счет казны. Снова провал.
Чем объяснить такое устойчивое невнимание людей, определяющих геологическую политику в России? Возможно, взятками людей, не заинтересованных в новых открытиях нефти. Академик И. М. Губкин свидетельствует: «…поиски новых нефтяных районов не были в программе тогдашней хищнической политики и деятельности нефтяных акул. В Баку, например, они задерживали не только поиски новых месторождений и их разведку, но задерживали саму разведку уже открытых месторождений. В стране перед империалистической войной все время ощущался недостаток в нефти — был постоянный нефтяной голод. Зато цены на нефть росли непрерывно…
Нет сомнения, что капиталисты имели в геологических рядах свою хорошо осведомленную агентуру, точка зрения которой значительно расходилась с официальной точкой зрения (на перспективы недр Поволжья и Урала на нефть.
Но очевидно, что Нобель был твердо уверен в наличии нефти в Урало-Поволжской области, так как под фантазию ни один промышленник денег бы давать не стал.
Интересно отметить, что особым вниманием Нобеля пользовался район Туймазы… Хорошая была осведомленность у Нобеля…»
Однако было бы неверно утверждать, что все геологи на тогдашней государственной службе были недальновидными либо получали денежное содержание за недальновидность. Уральское горное ведомство, например, создало представительную комиссию, чтобы разобраться наконец с проблемой- ведомство стоит или не стоит вкладывать значительные средства в разведку глубоких горизонтов недр Южного Урала. В результате обстоятельного и серьезного изучения и геологии района и всего спектра мнений о ней комиссия заключила: «…ввиду общегосударственного значения нефтяных месторождений желательно произвести средствами казны поиски для определения наиболее насыщенных нефтью… отложений в районе Нижне- Буранчинского и Ишимбаевского селений и по изучении полученных данных выбрать места для заложения средствами казны глубокого бурения, каковым надлежит дознать действительную ценность данного месторождения…»
Эти строки появились через 50 лет после заключений Романовского перед Первой мировой войной. К поиску подтолкнула и активность иностранцев. Англичане, например, организовали компанию «Казан Ойл Филд», активно принялись за разведку в Приволжье, и уже появились у них обнадеживавшие результаты.
В 1916 году, пожалуй, впервые после Романовского (третьего), официальный представитель центральной геологической службы России Замятин признал, что заволжские нефтепроявления и гудронные пески на Урале имеют общие источники, чем наконец-то официально признал право на существование Урало-Волжской нефтяной провинции. Свое мнение он подтвердил и при советской власти.
У молодой Республики Советов положение было просто отчаянное. Обратимся к свидетельству академика Губкина: «…царил настоящий топливный голод: не было нефти, не было угля, не было дров. Страна замерзала, прекращалось ее кровообращение — транспорт. Великий Ленин искал выхода из чрезвычайно трудного положения… В начале 1918 года по его приказу была организована экспедиция в Ухтинский нефтеносный район… Он не давал покоя такому сонному и неповоротливому учреждению, как Геологический комитет и понуждал его искать для молодой республики и нефть, и уголь, и свинец…»
Владимир Ильич в то время был немыслимо перегружен, но он не упускал из-под внимания проблему волго-уральской нефти и для ее разрешения приказал подключить к делу авторитетных геологов, таких, как К. П. Калицкий и И. М. Губкин. Кстати, они — сторонники полярно разнящихся точек зрения. Первый полагал, что асфальтовые лепешки и нефтяные лужи — остатки некогда обширных залежей, второй решительно утверждал, что это выплески с далеких глубин.
Известный основательностью своих исследований, Калицкий тщательно описал все имевшиеся нефтепроявления, разнес их по продуманной классификации. Да только одного не захотел увидеть он, убежденный сторонник мнения, что залежи нефти не мигрируют в принципе, — что у мнения этого нет фактического обоснования, за ним только механизм самовнушения. Калицкий был убежден, что в случае с уральскими нефтепроявлениями он встретился с остатками первичных нефтяных залежей. И «что с самого начала в пластах было слишком мало нефти, говоря точнее, материала для образования нефти…»
Позиция Калицкого и его единомышленников предполагала практическое свертывание поисков нефти на Урале и в Заволжье. Губкина и его сторонников — предполагала развертывание здесь глубинного бурения широкого размаха.
Как и прежде, руководство Геологического комитета придерживалось первой позиции. «Обращаясь к вопросу о так называемых первоисточниках нефти, необходимо прежде всего исключить мысль о связи указанных признаков с какими-либо глубокими отложениями… Необходимо ограничиться в данном случае рамками отложений, вмещающих признаки нефти, т. е. пермской системой, — пишет в 1928 году один из видных его геологов. И подводит итог: — …вряд ли интересны районы с обнаженными пластами нефтеносных свит в Самарской губернии, по западному склону Среднего Урала и тому подобных местах».
И. М. Губкин, ставший в 1920 году профессором Московской горной академии, его единомышленники, известные геологи А. Н. Розанов, А. Л. Архангельский, ряд других категорически с тем не согласны. Они непрестанно указывают «первичникам», что те «в упор» не желают видеть неудобные для них факты: «… присутствие битуминозных пород в девонских и каменноугольных отложениях западного склона Урала в бассейне Сима и Инзера, наличие включений битума в каменноугольных отложениях не только Самарской луки, но и у деревни Камышлы и в Стерлитамакском месторождении на реке Белой…», что по их мнению, указывает на очень реальную возможность обнаружения здесь «…второго, более глубокого, возможно, более мощного и лучше сохранившегося от истощения нефтеносного пласта…»
Стараниями Губкина и поддержавших его специалистов в 1928 году была сформирована комиссия, которая еще раз должна быль взвесить аргументы обеих сторон. Но в том же году противники Губкина эту комиссию и прикрыли.
Руководство в геологии сменилось, и его мнение о постановке поисковых работ на Урале и в Заволжье на нефть было безапелляционным и уничтожающим: «Это такая же авантюра, как и Курская магнитная аномалия».
Впрочем, они торжествовали недолго. Грандиозный рывок индустриализации страны требовал надежного сырьевого обеспечения, и осенью 1928 года Директорат нефтяной промышленности категорично заявил, что без обнаружения новых обильных нефтяных месторождений не может быть и речи о стабильном снабжении страны керосином, бензином, мазутом. Сторонники поисков нефти на Урале и в Поволжье были снова замечены.
Час большой уральской нефти пробил в апреле 1929 года. Следует сказать: обстоятельства этого эпохального открытия похожи в главных чертах на обстоятельства всех почти больших открытий. В том смысле, что случаются они вроде бы всегда неожиданно. А было так.
Профессор П. И. Преображенский производил онтуривание открытых им на Западном Урале залежей крупнейшего в мире Соликамского месторождения калийных солей. Все шло по скрупулезно продуманному плану. И вдруг из скважины № 20 в районе поселка Чусовские Городки с глубины 332 метра выбросило мощнейший нефтяной фонтан.
Весть мигом облетела всю страну. «Эта скважина, — отмечал позднее Иван Михайлович Губкин, — сыграла ту роль, которую сыграла в 1859 году скважина, пробуренная в Пенсильвании… — положила начало развитию американской нефтяной промышленности. Скважина в Чусовских городках тоже положила начало развитию новой Урало-Волжской нефтяной области…»
Интерес к первому нефтяному фонтану на Урале был проявлен чрезвычайный. Как утверждают
