– И вы надеетесь убедить короля… – начал Грегуар.
– Ну конечно нет, Фронсак! – перебил его Ботерн. – У меня нет необходимости в чем-либо убеждать короля: я
– Это угроза, Ботерн?
Посланник обвел взглядом сырые стены пещеры и вновь посмотрел на Грегуара.
– Ну что вы, друг мой, – приторно улыбаясь, вымолвил он. – Как я могу угрожать вам, если мы оба можем сгнить в этой пещере и никто никогда об этом не узнает? – Он улыбнулся еще шире и чуть ли не радостно продолжил: – Вы слишком разумны, чтобы возникла необходимость вам угрожать. Если вы исполните свой долг, а я уверен, что это ваш долг, король будет крайне признателен вам. А если нет, то… наоборот.
Грегуар выдержал его взгляд. Ошарашенный, бледный, он не мог поверить своим ушам. Ему казалось, что голос посланника звучит откуда-то издалека, и все, о чем он говорит, не имеет к нему, Грегуару де Фронсаку, никакого отношения.
– Я бы попросил вас принести сюда свои инструменты и прочие вещи, чтобы не вызывать лишних вопросов, – как ни в чем не бывало продолжал Ботерн. – Вы здесь найдете кожаный передник, а также некоторые инструменты. Резцы, пинцеты, нитки и иголки – все это Приготовлено. Ну, я не знаю, что еще… В общем, здесь почти все есть. А сейчас я должен вас покинуть, друг мой. Поймите и не обессудьте: меня ждут, чтобы отметить это событие. Я на вас рассчитываю, Фронсак.
В этот момент Ботерна позвали, и он вышел, закрыв за собой дверь, а Грегуар, все такой же неподвижный, просто смотрел, как захлопывается дверь, отзываясь многократным глухим эхом от массивных сырых стен пещеры. Затем он перевел взгляд на Мани. Индеец медленно закрыл глаза, затем открыл их снова. Мягко ступая по соломе, он сделал несколько шагов в сторону двери и, приблизившись к ней, потянул за ручку. Дверь не открывалась.
После нескольких часов непрерывной работы Грегуар, осторожно подняв вверх перепачканные в крови руки, подошел к двери. В отличие от первых двух раз, когда ему нужно было попросить необходимую вещь, он хотел дать знак, что работа закончена. К слабым запахам, витавшим в пещере, примешивались другие, более крепкие, поднимавшиеся из почти пустых колб, а также от внутренностей волка и барана, которые были помещены в урны, стоявшие под столом. Внутренности и кожа барана, а также специальные краски были использованы для метаморфозы, в результате которой серо- коричневую шерсть волка удалось превратить в мощную рыжую гриву для придания более устрашающего эффекта и провести черную полосу по хребту…
Ботерн прибыл незамедлительно, очевидно, со свежего воздуха, поскольку на его одежде виднелись влажные пятна. Сначала он состроил ужасную гримасу, скривившись от бьющих в нос запахов, и недовольно воскликнул:
– О Боже, Фронсак, как вы только выносите эту вонь?
Но уже через мгновение посланник позабыл и о запахе, и о том, что нужно прикрыть нос и рот. Он замер, не в силах оторвать глаз от набитого соломой Зверя, который стоял на всех четырех лапах. посреди стола, обнажив в оскале острые зубы. Наконец, придя в себя, Ботерн прошептал:
– Я даю вам слово, Фронсак, что на минуту я и сам в это поверил!
– Храните чучело в холодном месте и как можно скорее доставьте его в Париж, – ответил Грегуар. – Я сделал только предварительную работу.
– Королю этого будет достаточно, уверяю вас!
– Мсье, – произнес шевалье очень усталым, но твердым голосом, – знайте, что в случае необходимости я готов подтвердить его подлинность.
– Ну что вы, друг мой! – воскликнул посланник. – Какая может быть необходимость, когда король уже все решил? Мы выезжаем завтра, и вы возвращаетесь в Париж вместе с нами.
– Догадываюсь, что у меня нет выбора.
– Мой друг, – вкрадчиво произнес Ботерн, для которого этот разговор становился слишком откровенным, – выбор у вас есть: либо провести эту последнюю ночь в замке вашего гостеприимного маркиза, либо же присоединиться к моему экипажу, членом которого вы отныне являетесь. Этим вечером для нас будет открыт лучший бордель Менда… Вы, позвольте мне заметить, давно освоились там. Праздник обещает быть грандиозным!
Этой ночью, которая, как считал Грегуар, была его последней ночью, проведенной в Жеводане, победители Зверя развлекались в оклеенных красными обоями стенах «лучшего борделя Менда», пили за свое здоровье и обнимали красоток. И этой же ночью маленькая Сесиль, внезапно очнувшись, закричала страшным голосом. Разбудив пациентов больницы, девочка смогла успокоиться только на руках у Мани, который немедленно прибежал, как только ему сообщили о случившемся.
После своего возвращения из Менда Грегуар де Фронсак находился в отвратительном настроении и ни с кем не разговаривал после того, как он объявил об их с индейцем отъезде. Появившись в больнице, он разругался с отцом Жоржем, который начал кричать, вырывая девочку из рук Мани и называя его дьяволом (он обвинял могиканина в том, что тот напоил малышку какой-то настойкой из флакона, что висел у него на поясе, – он сам это видел!). В итоге все закончилось тем, что Грегуар вытолкал священника из церкви. Как ни странно, это не только не шокировало маркиза д'Апше, а наоборот, позабавило его. К тому же, когда кюре пришел снова, Грегуар взял его за грудки и, не дав произнести ни слова, заставил его подождать, пока девочка не успокоится, После этого громким и уверенным голосом Сесиль рассказала о том, что она увидела до того, как упала в пропасть. Там был не только Зверь, но и мужчина, стоявший позади него. Страшный, похожий на дьявола, он натравил на нее это животное с ужасными клыками.
Глава 13
Огромный серый волк был один.
Он не нашел своей стаи и даже не пытался искать ее. Но он вернулся на ту территорию, которую всегда считал своей с того самого дня, когда впервые открыл глаза и вдохнул лесные запахи, греясь у теплого бока своей матери. На этой земле он вырастил своих щенков, нашел себе волчицу, которая стала верной спутницей и матерью всех его детенышей. Сюда иногда приходили другие семьи, если, конечно, он не возражал против их присутствия. Когда появлялась чужая стая, он не только не прогонял ее, но и гостеприимно принимал у себя, отправляясь на совместную охоту.
Он посмотрел на последнее логово, которое выбрала волчица. Именно здесь родились его щенки, и здесь же однажды утром они почувствовали приближение дурно пахнущих убийц.
Холодные дни прошли, ветер больше не был пронзительно резким, от земли начали подниматься новые запахи, а по горам и склонам побежали стремительные ручьи. На высоких вершинах и там, куда еще не доставало солнце, до сих пор лежал снег, медленно сползая с побуревших склонов. Но в остальных местах он уже растаял, и обдуваемые свежим ветром деревья покрылись нежной листвой.
Огромный серый волк, на груди которого виднелся застарелый рубец, нанесенный ему не то клыком, не то когтем, ушел после полудня, хотя понимал, что возвращаться ему, возможно, придется уже ночью. Он брел по хорошо знакомой тропинке. Тогда шел дождь и затянутое сизыми тучами небо низко нависало над землей. А потом пошел снег; мороз заточил все вокруг в белоснежные оковы, лишив землю ее звуков и запахов. Когда волк прибыл на место, солнце уже садилось, отдавая земле свое прощальное сияние, которое, растворяясь в серых сумерках, резко очерчивало начавшие распускаться молодые листья.
Он ждал, освещаемый последними лучами, под чистым безоблачным небом, цвет которого плавно переходил из нежно-голубого в глубокий фиолетовый, с едва заметным сиреневым оттенком. Опустившийся на землю сумрак скрыл из виду гранитный крест, в двух шагах от которого сидел волк. Зверь насторожился.
Недвижимый, он терпеливо ждал их прибытия. Его уши стояли торчком, а пристальный взгляд был прикован к тропинке, вьющейся вдоль склона, который обрывался там, где проходила ухабистая дорога, похожая на шрам среди зарослей травы. Наконец он почувствовал, как земля задрожала от стука копыт, и услышал щелканье уздечек, но продолжал сидеть не шелохнувшись. В его глазах отражался огненный диск заходящего солнца.
Мани выехал вперед, за ним следовал шевалье, и, наконец, показался третий всадник, Тома
