бы их на следующий уровень. Скажем так, более комфортный и спокойный для жизни.
— Ты уже делал подобное?
— И не раз.
А каков сегодняшний итог?
— Увы… Видимо, их все устраивает. Ни один не ответил, что смысла жизни они не видят, что их мир далек от совершенства и не заслуживает снисхождения. Вместо этого принялись решать какие-то свои проблемы, ворошить прошлое, пытаясь исправить ошибки юности. Или просто воспользовались благоприятной ситуацией в меркантильных целях, чего я никак не ожидал.
— Были и такие?
— Да. Один попросил переместить его в супермаркет, набрал там спиртного и убежал через дверь, не заплатив. После чего банально напился и до сих пор спит. И я должен улучшать ему жизнь? Пусть сам улучшает, когда проснется.
— Ты уже объявил им свое решение?
— Нет, и не буду. Пускай думают, что им просто повезло.
Старый Еврей стоял перед своим окном дома на улице Авраам Альмалиах и смотрел на заброшенный сад. Тот, где днем гуляли косули. Через несколько минут взойдет солнце. Верхушки сосен, росших на детской площадке, уже осветились. Он был почему-то уверен, что солнце взойдет. Но, даже если не взойдет, для него это не будет так трагично. Ведь сегодняшней ночью он, наконец, получил то, чего не мог получить последние сорок лет. Успокоение…
Его сын Артур, находившийся в этот момент в промокшем от дождя Питере, сидел на диванчике в маленькой комнате компьютерного магазина и смотрел на экран монитора, где таймер отсчитывал последние секунды. Нему тоже было спокойно. Хоть он и не наказал настоящего убийцу, но смог удержаться от убийства невинного. То есть до конца остался настоящим профессионалом. И уходил с чистой душой…
Как и Чтец, сделавший этой ночью, пускай маленький, но собственный выбор. Сейчас, сидя в темном кабинете напротив портрета Дзержинского, он странно улыбался, несмотря на выбитый зуб и кровь, наполнившую рот. Несмотря на вопли двух людей в серых костюмах, что-то кричавших про национальную безопасность и обещание сгноить в лагерях…
А спасший его Доктор Кеша спешил в приемный покой больницы, не гадая, наступит ли рассвет. Ибо его гораздо больше волновало, сможет ли он вытащить только что доставленного раненого с тремя огнестрельными ранениями. Есть вещи поважнее конца света.
Раненый же, носящий в определенных кругах псевдоним Синоптик, уже не чувствовал боли. Он видел бегущего к нему навстречу улыбающегося сына и тоже улыбался ему. Потом они садились на пестрый воздушный шар и улетали на поиски волшебной страны, про которую он читал ему в детстве…
…Пилот, стоявший возле мойки, нечаянно зацепил стакан. Стакан разбился, разлетевшись на тысячи осколков. «На счастье», — улыбнулась Юля, находившаяся рядом. И никакой Основатель не смог бы отобрать у нее этого счастья.
…Совершенно трезвый Аркадий, он же Бомонд, вообще не следил за таймером. Потому что до хрипоты ругался с продюсером, не опасаясь услышать в ответ: «Да пошел ты, найдем нового сценариста!» Он уже не боялся уйти.
Его книга «Ночь Накануне» валялась под тахтой стоявшей в комнате студенческого общежития. На тахте сидела Девочка и плакала. Она ничего не могла написать Основателю, потому что компьютерная комната откроется в десять утра. Оставалось лишь шепотом умолять его пожалеть этот прекрасный, добрый, красивый и такой прикольный мир. И пообещать, при положительном исходе, покрасить все общежитие в розовый цвет.
Патриот еще раз вспоминал те мгновения, когда действительно стал патриотом. Героем с большой буквы «Г».
Сисадмин Толик, проснувшийся в темной камере отдела милиции, понял, что конец света все-таки наступил, и грязно обругал невинную девушку по имени Ева.
Терминатор-2000 вернулся из виртуальной реальности и рассматривал через программу Google-Earth Гималаи. Никаких изменений не увидел. И не смог бы увидеть. Его сразу насторожило, что мироздание работает под Windows. Куда логичней было бы под Unix.
И только Колян, веб-дизайнер из Киева, ни о чем не переживал. Впрочем, нет. Один момент, даже при полной потере сознания, его волновал. Если все закончится благополучно, он попросит Основателя повторить ночь. Ночь Накануне.
Леонид КАГАНОВ
ДЕЛО ПРАВОЕ
And I know you're in this room
I'm sure I heard you sigh
Floating in between
Where our worlds collide
It scares the hell out of me
And the end is all I can see
And it scares the hell out of me
And the end is all I can see.
Теперь я огляделся. Вдалеке пылал лес, а вокруг — то ли деревня, то ли хутор, не поймешь, все лесом заросло. Никогда в этом месте не бывал. Два дома каменные, дорожки чистенькие, клумбы, между домами постройки, но не сараи — то ли гаражи, то ли голубятни. И все это обнесено громадной бетонной стеной, над которой клубы колючей проволоки. В этой стене теперь зияла здоровенная дымящаяся пробоина — танк бы прошел запросто. Хотя прошел здесь всего лишь я. Трупов было пять. Трое лежали за пулеметом — что они там делали такой толпой у одного пулемета? Набрали мальчиков в Интернете по объявлению… Еще один лежал за углом ближнего дома, а еще один висел по пояс из окна второго этажа, слегка покачивая длинными руками, как белье на веревке. На его рукаве поблескивала серебряная свастика и нашивки — офицер вермахта. А ведь с этим фашистом мне пришлось возиться дольше всего. Дольше, чем с пулеметным расчетом. И если б не гранатомет, он бы меня наверняка скосил в конце концов — опытный боец, хорошую позицию занял. Интересно, я его знаю? Жетон снимем — выясним. Подбежав ближе, я обыскал трупы. Имена пулеметчиков мне ни о чем не говорили, но у них нашлись патроны. У молодчика за углом оказались целая аптечка и немного мелочовки: две светошумовые гранаты и странного вида крест. Я взял и его. Крест послушно перекочевал в левую колонку монитора и теперь вертелся там, загадочно поблескивая. Ключ, что ли? На ключ не похоже. Хотя, кто их знает, ключи бывают разные. Ладно, выменяем на что-нибудь. Осталось обыскать офицера на втором этаже. Я подбежал к двери ближайшего дома и грохнул в нее сапогом. Дверь упала, и я вошел в темноту. Это было моей первой ошибкой. Расслабился за последние четыре часа, следовало отпрыгнуть и подождать. Но я нагло лез напролом.
Вспыхнуло окно диалога: кто-то вызывал меня: «Стой, Terminator! Дело есть, фашик!» — побежали по экрану зеленые буквы. Кто бы это мог быть? В домах и в округе я вроде всех выбил. И что это за хамское обращение? Я снял пальцы с гашетки и переложил руки на клавиатуру. Это было моей второй ошибкой — поверил фашисту. Я набрал: «Terminator»: че обзываешься, фашистский ублюдок? Кто такой и че те надо?
