Тимур рванул. Пояс отстегнулся, и Тимур, не глядя, швырнул свой кирпич с кнопкой Анке. А сам шагнул, заслоняя телом вход на кухню.
— Домой! — рявкнул он нам. — Приказ Бригадира!
— Тимур!!! — истошно заорала Анка.
— Я не планировал возвращаться, — отрезал Тимур. — Мне некуда и незачем. Моя миссия выполнена.
В бункере было спокойно. Мерно гудел компьютер, а на столе поблескивал Пашкин фотоаппарат. Анка плюхнулась на диван и обхватила руками коленки. Ее трясло. Я обнял ее за плечи, и мы долго-долго сидели молча.
— Мне надо умыться… — наконец глухо произнесла она. — Здесь должен быть чертов умывальник…
— Должен быть, — подтвердил я. — Вон кружка и кипятильник, должен быть и умывальник.
Анка, пошатываясь, вышла.
Я прошелся по бункеру. Внимательно осмотрел стол. Жужжащий черный цилиндр с непонятной арабской вязью на корпусе и толстенный, в руку толщиной, аспидно-черный кабель, уходящий из него как хвост в пол, вглубь, в землю. Казалось, кабель слегка вибрировал от бушующей в нем энергии.
Я вышел за дверь. Где-то рядом журчал рукомойник. Я распахнул стенной шкаф, из которого Тимур вынимал оружие и пакет со своим самодельным пластидом. Оказалось, пакет там был далеко не последний.
Я принес все, что было, в комнату и аккуратно облепил белой массой клавиатуру, компьютер, военный пульт и черный цилиндр с арабской вязью. Сверху положил кипятильник и похоронил его под толстым белым слоем. Пластид кончился. Руки едко пахли и чесались — я кое-как вытер их об диван.
Вернулась Анка — ее куртка, штаны и ботинки блестели от воды и казались пышнее, а волосы, наоборот, мокро слиплись, отчего голова сразу уменьшилась втрое, и на лице обозначились острые скулы.
— Простудишься.
— Не по фиг?
Пожав плечами, я вышел в коридор, вымыл руки и лицо, обтер влажными ладонями штаны, куртку и ботинки — вроде ни грязи, ни крови на них не было.
Когда я вернулся, Анка все так же стояла посреди бункера.
— Что это? — Она указала на обмазанный компьютер.
— Уходить надо красиво, как говорил Бригадир.
— Идем… — кивнула Анка.
Я включил кипятильник в розетку, потянулся, чтобы взять Пашкин фотоаппарат, но Анка меня остановила:
— Не надо. Бригадир прав — не надо фотоаппаратов.
Мы вышли из бункера — здесь по-прежнему стоял хмурый осенний день. Не было только «Волги» с мигалками. Взявшись за руки, мы торопливо прошли мимо безлюдных складов и дошли до проходной. Небольшая дверца, сделанная в одной из створок, оказалась распахнута, и мы вышли на улицу. Вслед нам высунулся запыхавшийся охранник.
— Эй! — крикнул он. — Вы откуда?
— От Тимура Иваныча Тяжевского! — крикнул я, не оборачиваясь.
— Кого? — переспросил охранник. — Кого?
Мы ускорили шаг. Чувствовалось, как охранник сверлит взглядом наши спины.
В полном молчании мы дошли до перекрестка, как вдруг рядом с нами притормозила маршрутка — словно понимая, что если кто-то идет пешком по этому району, то не ради прогулки, а желая поскорее уехать. На маршрутке мы ехали минут десять, когда далеко-далеко раздался далекий хлопок. Мы обменялись взглядами.
— Помнишь, — сказала Анка, — Пашка говорил про Тимура в квадрате R118? Когда Тимур воевал против нас?
— Он тренировал нас! — возмутился я. — Ты хочешь сказать, он предатель?!
— Нет, — поморщилась Анка. — Не об этом. Ты сам видел Тимура?
— Наверно. Он играл за фашистов, значит, был в фашистском мундире.
— Правильно, — сказала Анка со значением. — А как играют за фашистов?
— Ну, есть команды наших, а есть команды фашистов. Если зарегистрироваться как фашист…
— Где на сайте «Fire Mission» регистрируют фашистов?
Я задумался.
— Не видел, если честно. Но откуда-то они берутся в таком количестве?
— Вот именно. Я сейчас поняла. Смешно. Мы два года не задумывались, откуда берутся фашисты. Потому что всегда были в одной команде. Так вот слушай: там нет фашистов. Никто и никогда не назовет себя фашистом, даже последняя мразь. Фашист появляется, когда ты направляешь свой ствол на игрока другой команды. Тогда ты видишь на нем фашистский мундир. А он — видит фашистский мундир на тебе.
Я задумался.
— Выйдем здесь, тут интернет-кафе и пирожки, — Анка дернула меня за рукав.
Я знал это кафе, хотя не любил его. Мы заказали терминал, Анка сразу полезла в поисковик, и я пошел к бару, взял два чая и два пирожка, долго смотрел как неповоротливая буфетчица копается, льет кипяток, ходит в подсобку за сахаром… Когда я вернулся, Анка сидела, закрыв голову ладонями.
— Устала? — Я поставил рядом с клавиатурой два дымящихся стакана, накрытых пирожками, и положил ладонь на ее плечо.
Анка подняла голову, и я отшатнулся.
Ни кровинки не было в этом лице, зато из прокушенной насквозь губы текла алая капля. А по щекам ручьям текли слезы.
— Успокойся, успокойся… — Я потрепал ее по плечу.
— Там… — Анка кивнула на терминал и судорожно глотнула. — Там… Нет анфюрера Карла Отто Зольдера… И никогда не было…
— Значит, нам удалось изменить историю? Значит, мы победили?
— Нет. Там фюрер Адольф Гитлер.
— Кто это?
— Это мелкий оратор левого крыла партии, которого застрелили в ноябре 1921…
— Опс… — Я попытался сообразить. — Выходит, его застрелил именно Отто?!
Анка всхлипнула, низко опустила голову и помотала ею.
— Нам ничего не удалось? — спросил я. — Здесь все осталось как было?
— Нет, — глухо сказала Анка. — Не как было. Совсем не как было. Война началась на четыре года раньше. Длилась не два года, а четыре. В СССР погибло не десять миллионов, а больше двадцати. А концлагеря те же. И пытки. И палачи.
— Не может быть! — Я затравленно глянул на экран.
— Может, Петька. Пойдем отсюда, я не могу больше.
Мы поднялись и вышли. У монитора сиротливо остались два дымящихся стакана, накрытых пирожками. Выйдя на улицу, Анка снова всхлипнула, прижав нос рукавом кожанки, и посмотрела на меня мокрыми глазами, красными и воспаленными.
— Я пойду, — сказала она виновато.
— Когда мы теперь встретимся? — тихо спросил я.
— Никогда. — Анка помотала головой, глядя мимо меня.
— Почему?
— Петька, понимаешь… — Она набрала в грудь воздуха, осторожно взяла меня за отворот куртки и заглянула в лицо. — Мне надо попытаться выжить с этим. И тебе. Понимаешь? — Она глотнула. — Все могло быть иначе. Но теперь, чтобы выжить, я должна постараться все забыть. Все-все. Чтоб ни фотоснимков, ни