сказала она. — Как и все хищники, ты, наверное, никогда не поймешь, что дождаться чего-то может только тот, кто ждет.
— Нет, я не собираюсь ждать! — прошипел Филин злобно. — И вам не советую. Нам нужно выследить норок!
Жители леса упрямо смотрели в землю. Кувшинка как раз собиралась что-то сказать, когда на поляну, отдуваясь, вышел Борис.
— Ты, кажется, говорил, будто мы должны разыскать норок? — прокричал он. — Это неправильно, Филин! Ты ошибся, ошибся, ошибся! Давайте забудем о них как можно скорее! Хорошо, что избавились, — вот и все, что можно — и нужно! — сказать по этому поводу.
— Но ведь для тебя это хороший шанс отличиться, Бо! — возразил Филин, припоминая, как Барсук испугался и раздумал атаковать Плато. — Норки разбиты и деморализованы, и мы можем даже попытаться прикончить их сами. Или опять навести на них людей. Не знаю, как остальные, но я твердо решил преследовать норок до тех пор, пока их в землю не вгоню.
— Да ты просто одержимый! — сердито прокричал барсук. — «Держись от них подальше любой ценой!» — помнишь? Тебе не приходило в голову, что этот основной принцип, спасший столько жизней, относится не только к людям, но и к норкам? Вот в чем была твоя главная проблема, Филин. Ты никогда не умел «держаться подальше» от чего бы то ни было. И до сих пор не научился.
Лесные жители, почувствовав, как глубока нанесенная обида, молчали. Одна только Кувшинка поспешила воспользоваться представившейся ей возможностью.
— Скажи хоть ты ему, Бо! — воскликнула она и победно ухмыльнулась. — Видишь, Филин, даже барсук понимает, что здравый смысл в конечном итоге неизменно торжествует.
Но Борис не спустил ей этой попытки навязать ему свою точку зрения.
— Не лезь ко мне со своим здравым смыслом, трепло ушастое! — рявкнул он, делая шаг в сторону Кувшинки. — И к Филли тоже. Теперь, когда норок нет, пора избавить лес и от тебя!
Крольчиха слишком поздно поняла, что своим выступлением обратила гнев барсука на себя. Она неуверенно попятилась, завирушки вспорхнули на безопасный куст, а остальные кролики дистанцировались от Кувшинки, оставшись стоять где стояли.
— Прошу тебя, Борис, будь благоразумен,— пробормотала она, улыбаясь еще более глупо и фальшиво, чем когда-либо.
Но было уже поздно. С проворством, которого нельзя было предположить в этом флегматичном увальне, барсук забежал ей за спину и сомкнул зубы на огром-
ной кроличьей заднице. В следующее мгновение он несколько раз тряхнул головой, и Кувшинку с силой мотнуло из стороны в сторону. Крольчиха пронзительно заверещала, и Филин, не без удовольствия наблюдавший за расправой, решил, что это визжит в ней уязвленная гордость. Кажется, Борис не собирался отпускать свою жертву, он был настроен решительно и не намеревался проявлять ни великодушия, ни милосердия.
— На помощь, о Сопричастные Попечители! — умоляла Кувшинка потрясенных кроликов и завирушек, тщетно пытаясь вырваться.
Но никто не пошевелился. Филин как раз начал задумываться, не вмешаться ли ему, когда Борис неожиданно выпустил жертву.
— А теперь, — прорычал он, — беги, старая, болтливая, глупая трепачка! И поживее, пока я не откусил тебе хвост!
Затравленно оглядевшись, Кувшинка метнулась к кустам. На ее огромном заду набухали красным два огромных рубца, и Борис, провожавший ее взглядом близоруких глаз, широко, с удовольствием улыбнулся.
— Давно пора было это сделать, — удовлетворенно пробормотал он и быстро пробежал языком по брылам, собирая с них серый кроличий мех, который тут же с отвращением выплюнул. — Теперь ее ни с кем не перепутаешь, — кивнул Борис самому себе. — Эти следы останутся у нее до самой смерти.
Филин тепло улыбнулся барсуку.
— Ну что?! — грозно рявкнул Борис, поворачиваясь к оставшимся на поляне травоядным. — Будет кто-нибудь скучать по этой дуре?
Сопричастные Попечители с несчастным видом затрясли головами.
— Тогда сделайте одолжение — проваливайте. Брысь! — прикрикнул он.
Испуганные существа стремительно разбежались, а Борис подковылял к Филину.
— Прости, если я тебя расстроил,—. извинился он. — Ты же знаешь, как я не люблю этих трепачей.
Поверь, больше всего мне хочется, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы все опять было нормально. Как всегда.
Филин почувствовал себя неловко. Он подозревал, что барсук был недалек от истины, когда назвал его одержимым. Филин не думал об этом раньше, но теперь он с. неожиданной остротой почувствовал, какая зияющая пустота образовалась в его жизни с уходом норок. Даже не так: исчезла целая сторона жизни, темная сторона, на которой, как подсказывал здравый смысл, задерживаться не стоило. Но он не мог, не мог не думать об этом!
— Я все равно буду пытаться их разыскать, — сказал он так мягко, как только сумел.
— Ну и ищи! — вскричал Борис, мигом свирепея. — Ищи, если тебе так неймется! Но только не забудь сделать так, чтобы норки знали: это интересует тебя одного! Никто из нас не имеет ничего против них!
Оставшись наедине с Ракой, Филин некоторое время сидел молча, погруженный в невеселые размышления. Может быть, думал он, хоть Рака чем-то поможет?
Но именно Рака, которая радостным карканьем приветствовала изгнание Кувшинки, заговорила первой.
— Я, как и Борис, просто-напросто боюсь, — сказала она неожиданно тихим голосом. — И я тоже хочу, чтобы все это уже закончилось — сегодня, сейчас. Фредди совершил ради нас подвиг, так почему бы не поставить точку на этой высокой ноте?
— Как ты не понимаешь! — воскликнул Филин, едва сдерживая разочарование. — Если мы не найдем норок, они придут в себя и нападут, когда мы меньше всего ждем.
— Совершенно верно! — каркнула Рака, начиная сердиться. — Все может повториться, но пока мы можем просто жить. Просто жить, понимаешь ты?!. Нормальная жизнь вместо постоянной тревоги и страха перед буду-
щим. Жизнь слишком коротка, Фил, и, если постоянно тревожиться о будущем, можно просто-напросто сгореть.
Филин готов был ответить резкостью, но сдержался. «Почему, — недоумевал он, — почему все начали ссориться теперь, когда они победили?»
— Что случилось, Рака? — в отчаянии спросил он. — Почему все разваливается?
— Не знаю, Фил, — мрачно откликнулась она, но по ее голосу можно было понять, что она успокаивается. — Я заметила это по своим сородичам-грачам, когда вернулась сюда с Альфонсом. Я не могу сказать тебе точно, в чем дело, но с тех пор, как в лес пришли сначала норки, а потом и люди, все стали относиться друг к другу хуже. Во всяком случае — с большим безразличием…
