агентурно-разведывательной деятельности. В кругу своих коллег он философствовал, поучал других: надо работать с агентом так, чтобы тот и не догадывался, что имеет дело с разведчиком, с сотрудником КГБ. Это, видимо, были ростки «нового мышления» в разведке. Я провел с этим разведчиком более серьезную проработку. Он заверил меня, что возьмется за дело более настойчиво, уже наметил несколько человек для активного изучения.
Позднее, когда меня уже не было в Японии и туда прибыл руководящий сотрудник Центра с целью выяснить, что же творится в резидентуре, этот наш «теоретик» развил бурную деятельность в обхаживании гостя и был назначен исполняющим обязанности руководителя группы. Жизнь непредсказуема, даже для разведчиков: неожиданностей много.
Так, однажды меня вызвал к себе посол Полянский. Он сообщил, что в Токио находится Жак Ширак, в те времена тот был мэром Парижа. Француз просил встретиться с нашим послом во французском посольстве. Полянский предложил мне сопровождать его на эту встречу. Я понял, что он не знает, о чем хочет говорить с ним Жак Ширак, и на всякий случай, чтобы сохранить конфиденциальность этой беседы, приглашает с собой вместо переводчика меня — сотрудника КГБ. Я принял предложение посла.
Мы прибыли в посольство Франции в Японии. Нас тепло встретили, угостили, беседа носила светский характер. Ширак, помня, что Полянский был самым молодым членом Политбюро ЦК КПСС, видимо, рассчитывал на сохранившиеся его связи в правительственных кругах Советского Союза. Он попросил оказать помощь в решении вопроса о пролете французских самолетов над советской территорией при перелете из Парижа в Токио. Эта просьба удивила Полянского, но он, не подав вида, пообещал Шираку выяснить этот вопрос.
Резонно спросить, а как живут жены, дети разведчиков в зарубежной «командировке»? Вот одна история.
Наши дипломаты и другие советские граждане на лето приглашали своих детей в Японию. Таким образом они пытались как бы влиять на своих чад, участвовать в их воспитании, ну и, естественно, дать им возможность хорошо отдохнуть и набраться сил перед следующим учебным годом. И мы один раз вытянули нашего сына на каникулы в Токио. Помню, он не соглашался, даже пытался уклониться от поездки, но, побывав в Японии, остался очень доволен. Мы устроили его на один месяц в японскую школу каратэ, повозили по стране, угостили различными японскими кушаниями. И нам было приятно пообщаться с сыном.
С какой удивительной и красивой традицией мы познакомили сына в Японии — провожать теплоходы в дальний рейс. В целом он был доволен. Уезжали дети, как правило, в одно время — к первому сентября им нужно было быть дома. И вот в день отплытия парохода все уезжающие и провожающие собираются в одном месте — на пирсе, возле борта судна. За несколько минут до отхода теплохода все бросают друг другу ролики тонкой цветной ленты, и между теплоходом и берегом образуются сотни и сотни цветных трепещущих лент. Пароход отдает швартовы и медленно удаляется от стенки, ленточки натягиваются, а затем рвутся. Весь белый лайнер, отходящий от берега, опутан паутинками бьющихся на ветру цветных линий. На время порываются связи родных со своими близкими, остающимися на берегу.
Пора было думать о поступлении сына в вуз. Жена заранее начала готовить меня к мысли, что неплохо бы нам закончить командировку в Японию, чтобы при поступлении сына в институт быть в Москве. Я понимал ее переживания, убеждал ее, что и меня тревожит дальнейшая судьба сына-выпускника, но не я же решаю вопрос о продолжении или окончании нашей командировки в эту страну. Себе же твердо сказал, что по истечении трех лет пребывания в Японии буду просить руководство службы отозвать меня на Родину.
Бурный поток острых и неожиданных событий, происходящих в Японии, конечно, влиял на деятельность всей резидентуры. Нам приходилось реагировать на эти события, отвлекая силы от решения главных задач, поставленных Центром. Но мы понимали, что, кроме нас, никто не выполнит поручений руководства, и делали свое дело с полной отдачей сил. Шла обычная тяжелая повседневная работа: разведчики встречались с агентурой, вели разработки иностранцев, приобретали новые источники информации, продолжали информационно-аналитическую деятельность. Коллектив жил и трудился в напряженном ритме.
Так пролетели три года. В середине 1977 года Центр согласился с окончанием моей командировки в Японию, и мы вернулись в Москву. Я рассчитывал встретиться с теми, кто направил меня в эту страну, рассказать им о всех тех трудностях, которые выпали на долю резидентуры. Всякое бывает как в жизни отдельного человека, так и в жизни целого коллектива. Но многих из этих людей уже не было в Центре. Ушел из разведки Василий Иосифович Старцев, ушел и Дмитрий Александрович Ерохин.
Остался один Юрий Иванович Попов. Он принял меня, выслушал и одобрил мою работу в Японии. Закончив письменный отчет о проделанной работе, я ушел в отпуск.
Внезапно меня отозвали из отпуска, руководство предложило вновь выехать в Японию. Я отказался. Попов, предлагая мне возобновить командировку, утверждал, что в отделе пока нет места для руководящего работника, поэтому мне целесообразнее вернуться в Токио. Мои слова о том, что я не претендую на руководящую должность, не изменили его решения, но и я остался при своем мнении. В конце долгой и тяжелой беседы Попов философски заметил: каждый разведчик умирает в одиночку, борись за свою дальнейшую карьеру сам. И мы расстались.
Товарищи помогли мне, и я был приглашен на беседу к Вадиму Алексеевичу Кирпиченко. В то время он руководил нелегальной разведкой нашей службы. Кирпиченко расспросил меня о службе в разведке и направил на работу в один из отделов своего подразделения. Так я стал сотрудником нашей самой закрытой разведки. Но об этом мой рассказ чуть дальше. Пока же я должен поведать о том, что же это за профессия такая — разведчик. Как им становятся и каков был мой путь в разведку.
Профессия разведчик
Разведка — это искусство приобретения и приумножения знаний о том, что сознательно скрывается. Скрывается же обычно то, что является самым важным для выживания того или иного государства.
В истории спецслужб много интересного, не утратившего своего значения за давностью лет, того, что можно использовать и в нынешней ситуации. Авторитетно для нас мнение о разведке Леонида Владимировича Шебаршина, руководителя советской внешней разведки до 1991 года. Это профессионал, знающий свое дело до мельчайших подробностей. Шербаршин подчеркивает, что разведка — это инструмент политики. Однако она не может заменить политику и сама формировать свои задачи. Постановка целей для разведки — прерогатива и обязанность высшего руководства страны. А цели эти вытекают из политических и экономических задач, стоящих перед государством на данном этапе развития. В более широком толковании разведка, по убеждению Шебаршина, — это выяснение обстоятельств, которые благоприятствуют или препятствуют осуществлению того или иного действия, связанного с риском для замышляющего это действие.
Большинство разведчиков царской России порвали связи с Родиной, так как после революции исчезли разведывательные службы Российской империи. Однако ни одно государство не может существовать без специальных служб. Для защиты нового государства была создана ВЧК и ее разведывательный орган — ИНО (Иностранный отдел). Подразделения разведки появились и в Генштабе Красной Армии.
Обе разведки решали свои специфические задачи, иногда соревнуясь, соперничая, дополняя информацию друг друга, используя легальные и нелегальные возможности — агентуру и разведчиков- нелегалов.
Нужно сказать, что отечественная разведка, как и другие государственные учреждения, ощутила на себе удары репрессий тридцатых годов. Десятки наших замечательных разведчиков были незаслуженно осуждены под вымышленными предлогами и расстреляны. Но и в этих условиях внутреннего террора наши военные разведчики и разведчики-чекисты продолжали выполнять свой долг перед Родиной. Разведка своевременно предупредила о готовившемся нападении гитлеровской Германии на нашу страну. В годы войны было переброшено в тыл немцев тысячи групп разведчиков с информационными и диверсионными заданиями.
