ситуации, возникшей на пустом месте.
Как-то Ерохин сообщил мне, что второй его протеже ведет себя не совсем корректно, пытается диктовать ему, с кем ему дружить, а кого следует игнорировать, вмешивается в вопросы, являющиеся компетенцией только резидента. Позднее он сказал, что принял решение откомандировать этого работника домой. Я поддержал его решение, и офицер вернулся в Союз.
С этого момента начались все неприятности как у Ерохина, так и в резидентуре. Этот слаженный механизм как-то сам разладился, и наступили сложные времена для разведки в Японии. Дмитрий Александрович выехал в Москву в отпуск и больше в Токио не вернулся. Мы остались без инициативного и твердого руководителя.
А в Москве творились какие-то сложные, скрытые от постороннего внимания, жестокие действия. Ерохина убрали из разведки, ушел из нее и заместитель начальника Старцев. По моему твердому убеждению, Ерохин кому-то очень мешал в руководстве разведки. Этот активный, напористый, умеющий работать разведчик кого-то не устраивал своей масштабностью и, возможно, претензией на более высокую роль в руководстве. Наверное, были у него свои отрицательные качества, а у кого их нет, особенно когда нужно делать не совсем чистое и острое дело, коим является разведка. Ерохина убрали «в интересах дела», ломая и нарушая движение все того же дела. Говорят, что пути Господни неисповедимы. Но эти действия творились не Всевышним, а земным человеком.
Через какое-то время уехал из Японии и посол — Олег Александрович Трояновский. Этот мудрый и многоопытный дипломат работал после этого долгие годы в ООН, был послом в Китае.
А жизнь в Японии продолжалась, продолжалась и работа нашей резидентуры. Через какое-то время на место Ерохина прибыл новый человек, со своими взглядами на деятельность нашего коллектива.
В Токио я познакомился со многими интересными людьми. С таким, например, замечательным человеком, как Георгий Михайлович Чхеидзе. Был он тогда заместителем генерального директора совместной советско-японской компании «Юниориент». До Японии в течение тринадцати лет плавал на наших морских судах по всему миру, базируясь во Владивостоке. Этот веселый и общительный человек, морской волк (не шутка быть столько лет капитаном дальнего плавания) привлек меня своей открытой морской душой. Меня, бывшего морского офицера, всегда тянуло к таким испытанным морем и морскими трудностями людям. Мы подружились семьями, периодически вместе ездили по стране. А знал он Японию отлично, умудрился освоить сложный японский язык. Удивительные люди моряки! Настоящими моряками становятся, видимо, только талантливые и с богатым душевным потенциалом люди. Георгий Михайлович после Японии пять лет возглавлял Грузинское морское пароходство. Поднял его с колен и сделал процветающим. Грузия, вероятно, до сих пор благодарна ему за это. Потом этот русский грузин в течение шести лет был генеральным директором смешанной германо-советской транспортной компании «Транснаутик». В Германии он овладел немецким языком и научился понимать душу и сердце своих коллег — немцев. Не зря немцы, после ухода Чхеидзе на пенсию, предложили ему открыть в Москве представительство своей фирмы «Саламандер». И было это в самые бурные, тревожные, перестроечные времена в России. Славный моряк, став деловым человеком, справился и с этой задачей.
Там же, в Японии, мы с женой подружились семьями с Александром Фрадкиным и его супругой. Александр — японист, знал язык, историю, нравы и обычаи японского народа. Был настоящим другом Японии, и японцы любили и уважали Фрадкин-сана. С помощью Александра я ближе познакомился с Японией. Мы вместе путешествовали по стране, любовались ее природой и достопримечательностями.
Однажды на два дня выехали в старинный, расположенный в лесистой местности, деревянный японский дом. Окунулись в обстановку японского быта столетней давности. Дом был огромным, по японским стандартам, древним сооружением. Сложен он был из толстых, почерневших от времени бревен, с типичной планировкой давних времен, без всяких навязчивых современных удобств и излишеств. В центре дома — большой холл-гостиная с выходом прямо на улицу. На полу рисовые циновки, в центре комнаты — место для огня и приготовления пищи. По бокам большой комнаты располагались меньшие по размеру комнаты- спальни с обычными для японцев спальными напольными матрацами. Все удобства и душевая располагались в дальнем углу дома. Дом окружали типичные японские лужайки с неизменным валуном у входа в дом и старой сосной перед въездом на участок.
Александр показывал нам древнейшие японские храмы, которым было много столетий, возил в другие примечательные места этой загадочной и прекрасной островной страны. С помощью Александра Фрадкина я с женой и сыном побывал на могиле легендарного военного разведчика Рихарда Зорге. Мы молча возложили цветы к праху героя от имени благодарных потомков. Проведя два дня в древней Японии и, заряженные положительными эмоциями, вернулись в шумный, пыльный Токио.
В Японии я продолжал, как и в предыдущих странах, поддерживать неофициальные контакты с сотрудниками ЦРУ США. На этот раз я остановил свой выбор на молодом, толковом американце, хорошем специалисте по Китаю, Флойде Пэйсмэне. Флойд и его жена Джорджия были приятной общительной парой, у них был симпатичный малыш, которого они воспитывали в спартанском духе. Моей супруге Лидии и мне нравились эти американцы, было приятно провести вечер у них, послушать песни хозяина дома под аккомпанемент американской гитары-банджо. Это было нормальное человеческое общение нормальных людей. Оставались в стороне, за стенами дома, те обстоятельства, которые делали нас противниками и в других, драматических условиях, заставляли рассматривать друг друга только в прорезь прицела боевого оружия.
Я четко представлял себе, что мой контакт с Пэйсмэном контролируется ЦРУ, что они меня изучают. Но сколько можно было им изучать меня? Уже прошло более 15 лет с момента моего первого контакта с представителем американской разведки. Я знал, что они именно таким образом следят за мной: замыкают на своих доверенных лиц и уводят тем самым от других американцев. Ну и хорошо, что они так думают, полагал я. Ведь я-то делал не так, как им хотелось, а по-своему, и у меня хватало времени и энергии и на внимание к другим американцам.
Пэйсмэн, будучи специалистом по Китаю (а в те времена эта страна раздражала нас не меньше США), ввязывался в беседы по китайским проблемам, по американско-китайским отношениям. Да, можно было ожидать, что американцы будут передавать мне дезинформацию по этим вопросам. Но «деза» не будет голой, они должны одевать ее в какие-то одежки, то есть сообщать и правдивые сведения. Так я получил от Флойда информацию о состоянии здоровья Мао, он первый же сообщил мне весть и о его смерти, и о том, какова будет политика США в отношении Китая в новых условиях. Это говорилось в момент эмоционального подъема, и многое было правдой. Центр попросил уточнить у Пэйсмэна некоторые детали и затем подтвердил, что эта информация ценная, правдивая. Хоть крупица, но в общем котле и она на пользу.
Пэйсмэн продолжил традицию своих коллег, он откровенно сказал мне, что его руководство планирует направить его заместителем резидента в Бирму. Попросил рассказать о Бирме, о климате, об условиях жизни в этой азиатской стране. Правда, он «забыл» сказать об одной детали: его руководители сообщили ему о том, что ранее я работал в Бирме. А я ему до этой беседы о Бирме не говорил. Такой просчет американца я воспринял спокойно. Мы с Лидой с удовольствием поведали ему об условиях жизни в экзотической Бирме, на что следует обратить внимание, чтобы уберечься от местных болезней.
В Японии вместе со мной работал наш большой специалист по ЦРУ — Юрий Т. О нем ходили легенды среди коллег. Говорили, что даже если Юрия разбудить внезапно ночью и назвать ему фамилию американца — предполагаемого сотрудника ЦРУ, то он без задержки сообщит: работал там-то, сейчас находится там-то. Обладая отличной памятью, упрямым характером, Юрий был настойчив в достижении поставленной цели, был смелым и решительным разведчиком. Мне приходилось сдерживать его порывы, но работать ему я не мешал. Однако однажды он заявил мне, что хочет проникнуть в помещение резидентуры ЦРУ в американском посольстве в Токио. Я, естественно, усомнился. На мой вопрос, а что это даст нам, вразумительного ответа я не получил. И поэтому предложил отказаться от такого шага. При мне Юрий этот поход не совершил, но что было после моего отъезда из Японии — не знаю.
В нашем небольшом коллективе в Токио трудился Михаил Сергеев, опытный работник, добрый человек. Он вел разработку японского полицейского. Работать с такой категорией лиц было трудно, не многие рисковали браться за это дело. А Михаил взялся и развивал свой успех. Центр торопил нас, требуя ускорить вербовку японца.
Сергеев начал нервничать, его можно было понять, так как у него был не дипломатический, а служебный паспорт. Я обеспечивал безопасность Сергеева, выезжая с ним вместе на встречи с японцем. Но
