отчет за третий квартал для налоговой.
— Да… — не глядя на них, произнесла она, быстро просматривая подшитые листы.
Продавщицы молча, со скучающе-напряженными лицами встали посередине кабинета.
— Да? — она подняла глаза, увидела вошедших, сняла очки, потерла переносицу загорелой рукой с огромными накладными ногтями молочного цвета и двумя золотыми кольцами, вместе составляющими венецианскую маску.
Продавщицы молчали.
— Так, — она поморгала, повела затекшей шеей. — Где Нина Карловна?
— Идет из фасовки, — буркнула Голубко.
Сотникова вытянула из плоской пачки «Слим» тонкую сигарету, закурила:
— Значит, человеческого языка не понимаем?
Продавщицы молча смотрели на нее.
— И работать профессионально не желаем?
— Мы хотим работать, — ответила за всех коренастая, со сросшимися черными бровями Абдуллоева.
В кабинет стремительно вошла маленькая, круглая Нина Карловна:
— Что случилось, Катерин Станиславна?
— Случилось, опять случилось, — закивала головой Сотникова, выпуская дым сквозь пухлые губы. — Стоят и трут, стоят и трут. Опять!
— Девочки, — Нина Карловна укоризненно повернулась к продавщицам.
— Мы обсуждали кондишен, — сказала Мокшева.
— Что? — скривила губы Сотникова.
— У нас холодновато в отделе.
— Пятнадцать градусов, как положено, — тряхнула клипсами Нина Карловна. — У вас же кофты под халатами, вы чего?
— Конди-и-шен! — Сотникова откинулась в кресле, закачалась. — Врет и не краснеет.
— Мы правда обсуждали кондишен, — Голубко смотрела исподлобья.
— А чего ж вы ржали, как кобылы, а? — повысила голос Сотникова. — От холода?
— У вас у каждой свой фронт: колбаса, мясо, полуфабрикаты, — зачастила Нина Карловна. — Каждая стоит на своем, каждая отвечает за свое место, каждая следит, каждая смотрит покупателям в глаза, улыбается, предлагает…
— Стоят и трут, стоят и трут! — взмахнула рукой Сотникова. — Как неделю назад терли, так и сейчас. Вы что, на митинге? Оппозиция?
— Мы не оппозиция, — ответила с улыбкой Голубко. — Больше не повторится, Катерина Станиславовна.
— У нас не Черкизон, красавицы, — стремительно стряхнула пепел Сотникова. — Мы и так покупателей теряем, время слож-ней-ше-е. А вы мне — нож в спину. На, Екатерина Станиславовна, получай нож в спину!
— Бонуса лишитесь, — качала круглой головой Нина Карловна. — Лишитесь бонуса.
— Конечно! — качалась в кресле Сотникова. — Новогодний бонус получат далеко не все. И это не только из-за кризиса. Не только.
— Будем стараться, не будем разговаривать, — улыбалась Голубко.
— Молча будем работать, — закивала Абдуллоева.
— Девочки, делайте выводы, — посоветовала Нина Карловна.
— И это в последний раз! — подняла палец с молочным ногтем Сотникова.
— Обещаем, — кивнула Голубко.
— И я вам обещаю. Идите! — мотнула головой Сотникова.
Продавщицы вышли.
— И ты иди, — Сотникова недовольно подтянула к себе отчет. — Распустились, дальше некуда!
Нина Карловна вышла.
Заглянула секретарша Зоя:
— Катерин Станиславна, по мерчендайзингу.
— Все собрались? — Сотникова не подняла головы.
— Да.
— Щас я выйду.
Зоя закрыла дверь.
Сотникова отодвинула отчет, встала, зевнула, потянулась. Подняв вверх руки, вышла из-за стола на середину кабинета. Расставила длинные крепкие ноги на ширину плеч, положила руки на затылок. Стала делать круговые движения влево и вправо, резко выдыхая. На ней были светло-серые, в тонкую белую полоску расклешенные брюки с широким ремнем и белая блузка с вышитыми серебристыми лилиями.
Зазвонил мобильный. Она подошла к столу, взяла, глянула на номер, опустила руку с мобильником вниз, задумчиво облизнула губы. Выдохнула. Быстро приложила мобильник к уху:
— Слушаю.
— Здравствуй, — раздался женский голос.
— Здравствуйте, Ольга Олеговна.
— Я к тебе еду.
— Куда?
— Туда. Ты что, не на работе?
— Я на месте… но…
— Что — но? Я уже на проспекте.
— Но здесь, ну, у меня… не очень…
— Очень. Подъезжаю, встреть.
Разговор прервался.
— Блядь… — Сотникова бросила мобильный на стол, оперлась о столетию руками, сильно тряхнула головой.
Ее короткие, густые, гладкие волосы, крашенные в цвет спелой ржи, взметнулись волной и опали.
— Ну что за блядь… — вздохнула она, схватила мобильник и пошла из кабинета, громко цокая высокими каблуками.
— Зой, ко мне никого в течение часа. Никого! — бросила на ходу, минуя секретаршу.
— Понял, — кивнула Зоя.
Сотникова прошла по коридору, вышла в зал. Здесь толпились, ожидая ее, все двенадцать мерчендайзеров в синих халатах со своими блокнотами.
— Отбой до пяти! — громко объявила она, проходя сквозь них.
Двинулась по залу, огибая стеллажи и посетителей, негодующе качая головой:
— Блядь… ну блядь… ну, что ж за блядь, господи…
По ходу заметила на полу упаковку пастилы, подняла, бросила в большую, стоящую на полу сетку с игрушечными мягкими поросятами. Прошла сквозь свободную кассу.
— Здрасьте, — сказала полная молодая кассирша.
Сотникова пересекла вестибюль с банкоматами, камерой хранения и киоском оптики, прозрачные двери разошлись, она шагнула на брусчатку, встала. На улице было по-прежнему слишком тепло, слишком солнечно и слишком сухо, несмотря на сентябрь. Молодые каштаны и липы и не думали желтеть. На пыльном газоне дремали три бездомные собаки.
Быстрым шагом Сотникова прогулялась от входа в гипермаркет до клумб и обратно, повернулась и увидела подъезжающую черную «Волгу». Молочным ногтем показала свободное место на стоянке. «Волга» свернула, запарковалась. Из машины вышла миниатюрная Малавец в форме советника юстиции второй степени, двинулась ко входу.
— Дерьмовочка подъехала… — пробормотала Сотникова, злобно щурясь на Малавец.
Та шла своей походкой: быстрой, целеустремленно-деловой и слегка комической, словно
