– А, этот… Он еще чемоданы делал, да?
– Причем тут чемоданы?
– А причем тут уран?
Девушка смотрит на меня недоуменно, как на ребенка, который ковыряется в носу. Она не в состоянии понять мою сосредоточенную индифферентность, мою безразличную инфантильность:
– Растрепин, разве вы не понимаете, что если все подтвердится, то это очень опасно?
– Аня, слушай, давай на «ты».
…На своей территории я чувствую себя гораздо развязнее, может, тому причина – нехватка света, может, икота, может, спина. И еще. Меня не покидает ощущение, будто знаю я Аню давно: будто в школе на перемене, я пугал ее дохлой крысой, а она за это меня била на уроке линейкой по голове, и так мы проявляли взаимную симпатию. Аня возникла здесь так внезапно, что я оказался к этому совершенно не готов, и все идет кувырком: голова, дела, события – обычно это я напрашиваюсь в квартиры к девушкам…
– ОК. давайте, то есть, давай, – соглашается Аня, но тон ее становится подчеркнуто деловым, как на собеседовании.
– Ты, Аня, об уране что-то говорила, слухи какие-то в вашей поликлинике.
– Это даже не слухи. Еще при Союзе, в восемьдесят восьмом году в мамину поликлинику приехала съемочная бригада из Москвы, снимать сюжет для какой-то передачи. Ну, знаешь, были такие тогда передачи о тех сложностях, с которыми сталкивается Перестройка. Борьба за Гласность и все такое.
– Были, – киваю я.
…По-моему, я начинаю ощущать потребность в ускорении: я нажимаю кнопку лампы, и электричество в комнате загорается, словно прожектор. На потолке вспыхивает проекция света, и она похожа на фотографию летающей тарелки…
– Так вот, – продолжает Аня, – Они встречались с нашим главврачом, просили истории болезней здешних жильцов. Даже взятку предлагали. Сказали, что по их данным, в глине, которую брали для постройки дома, был уран.
– А глина откуда?
– Глину брали на холме, там, где сейчас стоит танковая часть.
– Что же об этом никто не знает, если сюжет был но центральному телевидению? – я зеваю.
– Не было никакого сюжета. Бригада уехала неожиданно. А на следующий день к главврачу пришли люди и сказали, чтобы он молчал и никому ничего не говорил.
– Какие еще люди?
Мой вопрос вновь вызывает недоуменный взгляд. Аня направляется к окну, и ее сизая тень на полу становится длиннее. День паркуется, и темнота плавно выезжает со стороны автодрома…
– Ну,
– Чай, кофе? Прости, я сразу не предложил…
– Спасибо, я не хочу.
– Могу пельмени сварить.
– Не надо.
Аня обреченно вздыхает – я безнадежен и туп, как группа американских туристов…
– Хорошо, – я пытаюсь симулировать интерес, – Вот ты говоришь, врачу сказали молчать. Откуда же ты об этом знаешь:
– Да они когда-то в поликлинике выпили хорошо на день медработника, он и проболтался. Мне об этом мама рассказала, по секрету. А вслух они все и сейчас об этом говорить боятся…
– Аня, у тебя очень красивое имя.
– По сведениям ЮНЕСКО – самое распространенное имя на планете.
…Мои комплименты ее, почему-то, не впечатляют. Она проводит ладонью по системному блоку моего компьютера, и на ее ладони скапливается пыль. Она сдувает пыль, заодно посылая воздушный поцелуй небу за окном. Небо за окном снизу красное, а сверху розовое, и оно похоже на осевший в водке томатный сок…
– Если они боятся об этом говорить, то зачем ты пишешь на эту тему диплом? – спрашиваю я.
– Мама думает, что я пишу диплом о сокращении естественного ареала обитания степных дроф. Но про дроф как-то неинтересно. А еще, если честно, одна американская компания обещала выдать грант.
– Дай угадаю: американская компания занимается вопросом экологически чистых, альтернативных источников энергии? И их миссия – прекрасный новый мир.
…Аня достает из сумочки платок и вытирает ладонь, а в ее глазах читается досада. Досада, вызванная не то моей неопрятностью, не то бестактностью моего предположения…
– Да какая разница, Растрепин? – говорит она.
– Ну, а зачем тогда тебе я? В смысле, я хотел сказать: моя квартира?
– Мне нужно сделать замеры радиационного фона… Мне нужно узнать, как это отражается на здоровье жильцов. Люди они пожилые, тем более из семей военных. Они ничего не скажут, я бы их только напугала. Я посмотрела истории болезни в поликлинике. Тетя Нюра, регистратор, моя крестная. Из жильцов моложе
