Конюх подвел лошадей к помосту, но те заартачились. Соловая заржала, а чалая попыталась стать на дыбы.
– Не идут лошадки, – сказал водитель.
Вдвоем с конюхом они долго пытались завести лошадей внутрь. Вдруг повалил мокрый снег. Каждая снежинка была размером с пельмень. Я закурил, прикрывая ладонью огонь сигареты. Вверху катились тяжелые сумрачные облака: мимо белого яблока луны, мимо красного яблока заката…
– Они не пойдут, – наконец сказал подошедший ко мне конюх.
– Почему? – спросил я.
– Они боятся. Это фура из мясокомбината – она возит скот на бойню.
– Возьмите других лошадей.
– Они тоже не пойдут.
– Попробуйте.
Конюх сплюнул:
– Они не пойдут, парень. Они все чувствуют.
– Что они могут чувствовать?
– Смерть. Они чувствуют смерть. Фура пахнет смертью.
– Мы заплатили за них деньги, – напомнил я и для убедительности тоже сплюнул.
Конюх отрицательно закачал головой и от этого стал похожим на болванчика:
– Они не пойдут, парень. Они не пойдут.
…белогривые лошадки.
U. Эмиграция
Я полз рядом с Ф. по пыльной тропинке между зарослей цветущего можжевельника. Воздух, казалось, пропитался джином, словно перегаром. От его запаха кружилась голова. Тело штормило: гравитационное поле Земли меняло свои тяжести.
– Чувствуешь? Ядерный взрыв сместил планету с орбиты, – сказал Ф.
– Чувствую, – сказал я.
– Т-ш-ш-ш. Не вспугни пингвинов. Если они взлетят, то насторожат пограничников.
Я вспомнил, что по пути нам действительно пару раз попадались пингвины, похожие на урны, но, завидев нас, пугливые птицы тут же прятали свои жирные туши в плотных зарослях.
Внезапно я ощутил еще один планетарный скачок. Тошнота подступила к горлу. Гравитация изменилась, и я с отчаяньем понял, что не могу пошевелить даже пальцем.
– Ф. – сказал я, – Я не могу ползти дальше. Эмигрируй сам, без меня.
– Не говори глупостей, до границы совсем чуть-чуть. Вон будка пограничника, – я действительно увидел синюю будку, похожую на газетный киоск. В ней сидел пограничник и смотрел в небо, наблюдая, не появятся ли там встревоженные пингвины. У пограничника была зеленая форма с золотыми эполетами и аксельбантами.
– Не могу. Я остаюсь на родине, – сказал я.
– Граница рядом Не дури. Сразу за ней – Париж. Цивилизация, Заграница. Туда ударной волне не добраться.
– Ладно, – согласился я. – Уговорил.
Я сосредоточился, напрягся. Проползти дальше, хоть и с превеликим трудом, мне все же удалось. Когда мы, наконец, подползли к границе и поравнялись с будкой пограничника, Ф. поднялся на ноги.
– Поднимайся и ты, – сказал Ф. мне.
Я поднялся и отряхнул пыль с колен.
– Ваши документы! – сказал пограничник.
Ф. порылся за пазухой и достал оттуда томик «Творческой эволюции» Бергсона. Пограничник внимательно ознакомился с содержанием документа и сказал:
– Все в порядке, – он поглядел на меня и задал вопрос – А где ваши документы?
– У меня нет документов, – ответил я, – Зато я знаю пароль.
– Назови пароль.
– Люди и блики. Усталые лица. Сердце от скуки в ребро постучится. Бьется – открой, пусть увидит с глазами грязь под травой, небеса над домами.
Тут в пограничнике я неожиданно узнал инвалида Володю.
– Володя, дружище, ты теперь пограничник?
– Да, – ответил инвалид Володя, несколько замявшись, – Меня все-таки забрали в армию, сволочи. Не пожалели мои больные ноги.
– Володя, – сказал Ф., – поползли с нами. Ты знаешь, мы ползем в Париж, за границу. Там целебный
