– Да нет, но все-таки…
– Бросьте, не скромничайте. И хватит нам терять время, – он покосился на часы, – мне в министерство сегодня ехать. Надо пожрать успеть.
Буркова встала, рассеянно потянула к себе папки.
Сергеев помог ей:
– Давайте, Людмила Ивановна. Действуйте. Выбирайте сталь, с плановиками посоветуйтесь. Демина потрясите. Давайте! Ко мне в любое время дня, без доклада. Милости прошу.
Буркова подошла к двери, остановилась и, вспомнив, проговорила:
– Но, Виктор Васильич, а вы вот… ну в общем… вы говорите технологию этого…
– Полового члена.
– Да, – она быстро опустила глаза, – но ведь я не знаю… собственно вот…
– Какого именно?
– Ну да.
– Ну… – директор наморщил лоб, провел рукой по волосам, – здесь не так важно вообще-то… но… знаете что, вы попросите кого-нибудь из сотрудников. Или нет! Вот что. Подойдите к нашему комсомольскому секретарю!
– К Широкову?
– Да! К Пете. Он парень честный, деловой. Вы объясните ему, он, я думаю, поймет. Поймет правильно.
– Но ведь, Виктор Васильич, я же не знаю… как это… это ведь… я даже не знаю… – Буркова прижала папки к груди.
– Ну а что тут знать? – удивленно смотрел на нее директор. – Подойдите к нему, поговорите, объясните все как есть. Если хотите, я записку ему напишу.
– Хорошо бы, Виктор Васильич.
Директор подошел к столу и стал писать, не садясь:
– Вот… попросите его… Пусть он просто покажет вам свой половой член. А вы замеры необходимые сделайте. Точность по вашему усмотрению.
Он устало рассмеялся, складывая листок:
– Да нужна ли она вообще, эта наша точность! Вон допуск в шесть раз больше и ничего! Работает! Комедия…
Буркова осторожно улыбнулась.
Директор ввинтил окурок в пепельницу, подошел к Бурковой, протянул сложенный листок:
– Печать у Ирочки поставьте.
Людмила Ивановна взяла листок, положила на папки:
– Но, Виктор Васильич, ведь… член… он ведь разный… я знаю…
– Конечно, – серьезно кивнул Сергеев. – Когда расслаблен – маленький, а когда напряжен – раза в два больше. Но нам нужны размеры напряженного. Когда в эрекции.
– Но а как же я…
– Ну уж это ваше дело, – сухо проговорил директор и, повернувшись, пошел к столу. – Возьмите там… рукой там… поводите… как-нибудь. В общем действуйте. И держите меня в курсе.
Буркова кивнула, открыла дверь.
– И пожалуста, Людмила Ивановна, скажите хоть вы вашей Соне, пусть она не хамит Дробизу, он второй раз приходил ко мне! – обиженно крикнул директор, опускаясь в кресло. – Он же пожилой человек, ветеран, в отцы ей годится! Неужели на завкоме разбирать?!
– Хорошо, я скажу ей, – тихо ответила Буркова, вышла из кабинета и осторожно притворила дверь за собой.
В субботу вечером
Степан Иваныч кряхтя уселся за кухонный столик, шлепнул ладонью по стершейся клеенке:
– Уговорила, Лидусь, не буду…
Лидия Петровна тряхнула седыми кудряшками, выбившимися из-под косынки:
– И правильно. Кой черт в этом футболе. Да и радиация, говорят, от телевизора от этого… Посиди, поговори лучше… Сережка звонил без меня?
– Звонил, как же. Долго балакали с ним.
– О чем говорил-то? – она поставила сковородку на огонь и принялась мешать тесто в кастрюле.
– Да, разное… – Степан Иваныч посмотрел на свои морщинистые пальцы, выпрямил их на клеенке. – Милка к матери поедет скоро.
– Надолго?
– Как на работе отпустят. Она ж за свой счет берет…
– Ну, ей-то замену найдут, не велика фигура.
– Найдут, конечно…
Лидия Петровна достала из шкафа бутылку с подсолнечным маслом, полила сковороду:
– Про Митю не говорил, как с лагерем?
– Да вроде решился. На месяц отдадут, чего такого. А потом на два к нам.
– Конечно. Ему все лето тут сидеть, в Москве-то… тоже не сахар… Пусть покупается, загорит хоть, а то белый, как сметана.
Масло стало закипать.
Лидия Петровна сковородником подцепила сковороду, поднесла к кастрюле с тестом:
– А приехать он когда думает?
– Через неделю. Щас занят, говорит…
Пять шлепков теста с шипением расплылись по сковороде.
Степан Иваныч улыбнулся:
– А все-тки в печке сподручней было…
– Да не то чтоб сподручней, а быстрей. В две сковороды…
– Ага. Только успевай снимать…
– Так жар ведь, понятное дело…
Она поставила сковороду на огонь.
Степан Иваныч чертил ногтем по клеенке:
– А вот гречишных и не пекут небось щас…
– Какое там! Где ж ты муки достанешь. Это свойская была когда, вот и пекли…
– А гречишный блин – уууу… сытный…
– Сытный, верно.
Она перевернула оладьи вилкой.
Степан Иваныч вздохнул, покачал головой:
– Лидусь, а ведь неплохо мы на особняку жили, а?
– А чего ж плохого… жили, как все. Не хужей.
– Фрол по вечерам с гармошкой приходил, помнишь?
– Помню, а как же…
Лидия Петровна сняла готовые оладьи, налила новые.
– А помнишь свадьбу, ну Сашка из армии пришел и на вторую неделю сыграли?
– А как же. Матрена, покойная, киселя овсяного наварила, кур нажарила…
– Председатель с Нюркой плясал, помнишь?
– Ну, а чего ж не помнить? Что я, старуха совсем, что ль?
– Слышь, а Сашка в рубахе, в галстухе стоит в сенях, курит, я подхожу, как, мол, Саш? А он – ну, говорит, дядь Степ, как во сне! Во как!
– А невестка хорошая у него была. Рыженькая.
– Ага. Они после в Архангельск уехали. Она, говорят, там по партийной линии пошла.
– Да. Мне Нюра говорила. В райкоме, кажется, работает… Ну, она девка неглупая. Помнишь, как за столом выступила?
– Про Митрича что-то?
