правление и аристократия нуждаются в искусственных средствах.
С. 145
Особенно необходима монархия в больших государствах. Другие образы правления могут существовать только в малых; с расширением владений они падают.
Недостаточно, однако, сказать, что чистая, неограниченная монархия несравненно лучше и аристократии, и демократии; надо прибавить: монархия наследственная, переходящая по праву первородства. Доказать превосходство последней, говорит Боден, необходимо для опровержения тех, которые хотят извратить благоустроенные монархии и возбудить смуты в государстве, прикрываясь личиной добродетели, благочестия и правды. Они осмеливаются утверждать против своего законного князя, что выборная монархия лучше наследственной. И всякий, кто слушает их доводы, может быть введен ими в заблуждение, ибо, с одной стороны, они выставляют наследственного тирана и злодея, с другой – выборного монарха, мудрого и добродетельного, пекущегося единственно о благе подданных. Всякий ненавидит злодейства и любит добродетель. Поэтому даже ученые люди, как Аристотель, ставили выборную монархию выше наследственной. Но если мы посмотрим на оборотную сторону той и другой, то мы должны будем отдать преимущество последней. Прежде всего, смерть выборного государя погружает государство в анархию. В эту пору каждый считает себе все позволенным, и совершаются величайшие злодеяния. Если даже устанавливается временный правитель, то, во-первых, это делается не без затруднения, а во-вторых, он может злоупотреблять своей властью, пользуясь минутным величием для собственных выгод. Далее, выборный монарх не заботится об общем достоянии, зная, что он не передаст его своему потомству; напротив, он расточает общественное имущество, стараясь обогатить детей и родственников, как показывают многочисленные примеры. Затем, и это главное, выбор монарха всегда возбуждает самое сильное состязание между искателями престола; отсюда бесчисленные козни, раздоры и междоусобия. В этом случае всего лучше выбрать иностранного князя; но он никогда не бывает привязан к государству и покидает его, как скоро ему представляется лучшая перспектива. Наконец, выбор не всегда падает на достойных; напротив, здесь скорее всего успевает самый дерзкий и самый неразборчивый в средствах. История показывает, что нередко выбирались величайшие изверги. Боден опровергает и мнение тех, которые утверждали, что во
С. 146
Франции монархия была избирательная; он доказывает, что она всегда была наследственная. Наследство же, говорит он, должно непременно переходить законным путем, по праву первородства. Это единственный порядок, сообразный с законами природы и способный устранить козни и смуты. Всякий раз, как от него отступали, это вело к междоусобиям. Иной способ назначения может иметь свои выгоды, но они ничтожны в сравнении с пользой, которую приносит твердый порядок престолонаследия. Боден не допускает, однако, наследования женщин, как противного естественным законам: если женщины исключаются из политических прав и не занимают должностей, то тем менее можно вручать им верховную власть. Что касается разделения государства между несколькими наследниками, как это иногда делалось, то оно совершенно противоречит единству верховной власти.
Наконец, Боден приводит образы правления в соотношение с теми началами правды, которые должны господствовать в государстве. Следуя древним, он разделяет правду на уравнивающую и распределяющую, но прибавляет к этому третий вид: правду гармоническую, состоящую из сочетания двух первых. Правда уравнивающая отправляется от начала равенства и действует по арифметической пропорции; она господствует в демократии. Правда распределяющая исходит из начала способности и действует по геометрической пропорции; она составляет принадлежность аристократии. Но оба эти образа правления недостаточны: в одном совершенно устраняется народ, в другом лучшие люди не получают должной чести. Отсюда ясно, что наилучшее устройство должно быть основано на сочетании обоих начал. Это и совершается правдой гармонической, которая соединяет геометрическую пропорцию с арифметической, свободу и равенство с признанием высшей способности, одним словом, аристократию с демократией. Таково именно истинное значение законной монархии. Монарх один в состоянии сочетать оба элемента, ибо он господствует над обоими. Верховная власть принадлежит ему нераздельно; но в управлении он дает место и аристократическому элементу и демократическому, и свободе и высшему достоинству. Этим способом великие связываются с малыми, богатые с бедными, знатные с простолюдинами; этим устанавливаются мир и общая гармония всех частей. Над всем возвышается
С. 147
монарх как представитель государственного единства; под ним же находятся три сословия: духовенство, дворянство и третье, каждое на своем месте, умеряя, но не ограничивая верховную власть. Такое политическое устройство наиболее приближается к устройству вселенной, где правит единый Бог, вечный, нераздельный, всемогущий, возвышающийся над всеми и соединяющий все разнообразные элементы мироздания в одно гармоническое целое.
Таково заключение, к которому пришли лучшие люди XVI века. Им неотразимо представлялась потребность единой, нераздельной, неограниченной власти, возвышающейся над общественными стихиями и подчиняющей их высшему государственному единству. Боден, как и древние мыслители, чувствовал необходимость гармоничного сочетания противоположных общественных сил, но он видел возможность разрешить эту задачу только подчинением их единой верховной воле. Начало власти, которое имело для него первенствующее значение, стало исходной точкой для всей новой истории. Неограниченные монархи положили основание новому порядку вещей в Европе. Политическая мысль нового времени, как увидим далее, отправляется также от начала власти; но затем, совершая свое круговращение, она переходит от одного к другому через все элементы государства. В XIX веке политические мыслители снова пришли к потребности гармоничного сочетания различных начал; но
