Политические мыслители

в нем, пока они по собственной воле не сделаются членами какого-нибудь государства²³³.

Локк и в естественном состоянии не считает, однако, свободу безграничной. Мы видели, что он делает здесь существенную оговорку: «в пределах естественного закона». Вообще, свобода, по его понятиям, не есть изъятие от закона; это –

С. 221

власть располагать своим лицом и имуществом в границах закона, под которым живет человек, не подчиняясь только чужому произволу. Такое подчинение закону, говорит Локк, совершенно необходимо для самой свободы. Последняя существует только там, где ею управляет закон, ибо иначе никто бы не был изъят от чужого насилия. Закон, следовательно, в сущности не ограничивает, а охраняет и расширяет свободу²³⁴. Таким образом, и в состоянии природы естественный закон обязывает всех людей. Этот закон есть разум, который показывает человеку, что так как все свободны и равны между собой, то никто не должен наносить вреда другому. Ибо все мы – создания всемогущего и премудрого Творца, все – слуги верховного властителя, посланные в мир по его приказанию и для его целей; все мы принадлежим не себе, а ему. Поэтому никто не вправе посягать даже на собственное существование, произвольно оставляя назначенное ему место на земле, а тем менее на чужую жизнь или на то, что сохраняет эту жизнь, то есть на свободу, здоровье, члены и имущество других. Напротив, каждый обязан, насколько от него зависит, сохранять не только себя, но и весь человеческий род²³⁵.

Отсюда Локк выводит право каждого, в состоянии природы, наказывать всякое нарушение естественного закона. Это явствует из того, что естественный закон, как и всякий другой, был бы совершенно бесполезен, если бы никто не имел права приводить его в исполнение, наказывая нарушителей установленных им правил. Но если подобное право принадлежит одному человеку, то, в силу всеобщего равенства, оно принадлежит одинаково всем. Нарушая естественный закон, преступник тем самым заявляет, что он хочет жить по иному правилу, нежели то, которое установлено для охранения всего человечества. Следовательно, это – преступление против всего человеческого рода, а так как каждый имеет право охранять весь человеческий род, то каждому принадлежит право наказывать все преступления. В доказательство Локк ссылается на право государей наказывать иностранцев, находящихся на их территории. Иностранец не связан подданством; следовательно, к нему не приложимы те права, кото-

С. 222

рые князь получает в силу договора с подданными, а потому право наказывать может быть здесь объяснено не иначе, как первоначальным правом каждого наказывать нарушителей естественного закона²³⁶.

Вся эта теория Локка основана на софизмах. Точкой отправления служит опять внешнее понятие о законе как о предписании высшего, охраняемом наградами и наказаниями. Но Локк забывает, что, по собственному его предположению, установленный Богом закон охраняется наказаниями, налагаемыми самим Богом, а отнюдь не людьми. Здесь же он совершенно произвольно дает каждому право защищать силой не только себя, но и весь человеческий род. Локк возводит это даже в обязанность. Между тем если даже принять недоказанное положение, что мы принадлежим не себе, а Богу, то все же из этого не выходит, что мы обязаны не только воздерживаться от нанесения вреда другим, но и отстранять от других всякий вред. Пример, приведенный Локком, вовсе не может служить доказательством такого положения: государь наказывает иностранца за нарушение не естественного, а гражданского закона, действующего в пределах территории. Вступая в чужую область, иностранец добровольно подчиняет себя господствующим в ней законам и на этом основании подвергается наказанию. Таким образом, весь этот тезис поддерживается то богословскими гипотезами, не имеющими корня в системе, то неверными ссылками на факты. Дело в том, что Локк, исходя из индивидуального начала, хочет все права государственной власти, в том числе и право наказания, произвести из прав, принадлежащих каждому отдельному лицу в естественном состоянии, а для этого нужно было посредством софистических изворотов приписать каждому право охранять весь человеческий род.

От состояния природы Локк отличает состояние войны. В первом, по самой его сущности, господствуют мир и взаимное доброжелательство; второе же проистекает из нарушения законов, охраняющих первое. Здесь каждый имеет право не только защищать себя, но и уничтожать то, что грозит ему гибелью. В состоянии войны человек имеет такое же право убить врага, посягающего на его жизнь, как и дикого зверя.

С. 223

То же право принадлежит ему относительно всякого, кто нападает на его свободу, ибо, так как свобода есть основа всех других прав, то всегда можно предположить, что посягающий на нее хочет отнять и все остальное. Это право войны, основанное на самозащите, остается и в гражданском состоянии в том случае, когда установленный судья очевидным извращением законов, вместо того, чтобы охранять человека, грозит ему гибелью. Но обыкновенно в гражданском состоянии война прекращается решением высшего судьи. В естественном же состоянии, где нет судьи, она продолжается до тех пор, пока нападающий не будет уничтожен или пока он не предложит справедливых условий мира²³⁷. Война может кончиться порабощением одного лица другим; но рабство, в сущности, есть не что иное, как продолжение состояния войны. Свобода от произвольной власти тесно связана с самим сохранением человека, а так как никто не имеет права произвольно располагать своей жизнью, которая принадлежит Богу, то никто не имеет права вполне отчуждать и свою свободу, дав другому над собой право жизни и смерти. Единственное, что может иметь место, это – договор, подчиняющий одного ограниченной власти другого; но это – не настоящее рабство²³⁸. Таким образом, опять во имя религиозной гипотезы