Древлянские боевые ладьи поплыли вниз по Ужу (в те времена судоходному), Припяти и Днепру. Они были отправлены либо из Коростеня, либо даже прямо отсюда, от кургана Игоря (что весьма вероятно ввиду символического значения места). А точное место, куда древлянские ладьи причалили в 945 году в Киеве, зафиксировала летопись. Послы победоносного Мала шли в киевскую крепость по Боричеву взвозу – нынешнему Андреевскому спуску. Каким тоном они говорили в Киеве, чего требовали, мы уже знаем.
Одним из этих требований была, как мы помним, выдача Святослава в Коростень. И на этом требовании стоит остановиться особо, дабы уяснить капитальное значение Игоревки для судеб Святослава (да и Ольги).
Выдачи Святослава древляне требовали, чтобы сделать с ним, что захотят. Это требование, неожиданно предъявленное в самом Киеве, было для пятилетнего Святослава первым, мгновенным результатом Игоревки. Требование было вполне логическим, а пример рабства Добрыни и Малуши показывает, что могло ждать Святослава. Но его могла ждать и худшая участь, ведь древляне вполне могли быть заинтересованы в полном пресечении Варяжской династии князя-волка. И даже в случае, если бы древляне захотели обращаться со Святославом самым мягким и доброжелательным образом, трона бы он все равно лишался.
Однако он его не лишился, а, напротив, получил. Полянское боярство (имевшее давние счеты с древлянами и не пожелавшее лишаться своих многочисленных привилегий первой коронной земли державы) решило, вопреки расчетам Мала, присягу Малу не приносить, переноса столицы державы в Коростень не признавать и Святослава с Ольгой не выдавать. Для такого решения нужна была военная сила, и ею полянское боярство располагало. Наличие полянской земельной дружины позволило после такого решения предотвратить военный удар Мала на Киев.
Но отклонение требований победоносного Мала означало продолжение гражданской войны, начатой вторжением Игоря в Древлянскую землю. А это потребовало немедленного заполнения вакуума политической власти. И вторым быстрым результатом Игоревки стало получение Святославом трона, а Ольгой регентства державы (при малолетнем Святославе).
Но был и третий результат Игоревки. Как ни парадоксально, именно от кургана Игоря и началась дорога, которая привела Святослава к браку с Малушей, к породнению с Малом и Добрыней. Именно Игоревка окончательно убедила Ольгу, что править русскими железным кулаком Варяжский дом более не сможет. (Ольга считала это, видимо, и раньше, о чем еще пойдет речь, но не обладала достаточным влиянием на Игоря, чтобы добиться смены политики. Только после Игоревки власть оказалась в руках Ольги.)
Да, две березы и курган сыграли великую роль в судьбах Руси. И в личных судьбах всех участников этой, не уступающей шекспировским «королевской драмы». В судьбе Добрыни. Но и в судьбе Святослава. В судьбе Малуши. Но и в судьбе Ольги. В судьбе Мала. Но и в судьбе Владимира.
Так вот где лежишь ты, сын Рюрика, в бесславной могиле на берегу Ужа! Не помогли тебе ни поспешный мир с Константинополем, ни испытанная варяжская гвардия… «Игорь думал, – писал немного позже Рылеева известный историк Полевой, – что Древлянская область не Царьград, и поздно увидел эту ошибку»[43]. Да, Коростень с Шатрищем и будущей Игоревкой оказался страшней самого Царьграда и византийских огнеметов.
Курган на берегу Ужа остался вечным памятником того, что об эту древлянскую гранитную скалу русской свободы разбился варяжский деспотизм Игоря и всей его «волчьей» династии.
«Уроки государю». Итак, по Рылееву, Святослава к этому кургану приводит сама Ольга. Приводит не для поклонения, а в назидание. Она говорит, что отец его «сам виновен в смерти», и восклицает: «Внемли об оной повесть». Далее, она рассказывает сыну, как «угнетенных племя решилося… сбросить ига бремя», как Мал призывал отважных древлян к восстанию, восклицая:
И завершает свой рассказ о восстании 945 года Ольга так:
Симпатии поэта-декабриста здесь чрезвычайно отчетливы. Он воспевает народное восстание и казнь государя-деспота, расставляя акценты так четко, что сомнений у читателя в оценке различных участников драмы возникнуть не может. Он только что не называет иго, которое собираются свергнуть древляне, варяжским, рассматривая его скорее как просто феодальное (хотя можно подозревать, что он начал разгадывать и этот аспект восстания, ибо само слово «иго» применяется обычно к власти иноземцев).
Однако самое замечательное здесь то, что свои оценки и свою программу конституционной монархии Рылеев вкладывает в уста Ольги!
Скажем прямо, такое распределение симпатий Ольги несколько неожиданно. Откуда «уроки государю», преподаваемые Святославу Ольгою, взяты? Что это, домысел Рылеева? Нет, это распределение ответственности за события и признание справедливости восстания 945 года взяты им из самой летописи!
Казалось бы, их там ожидать нельзя, однако позиция Ольги вовсе не совпадала с позицией Игоря, и это наложило на летописную версию отчетливую печать. Мы уже знаем, что приписывание Ольге кровавых расправ с древлянами есть позднейшая вставка, но многое в версии событий 945 года восходит еще к самой Ольге. А она, как мы тоже знаем, не выгораживала Игоря, а отмежевалась от него, от его политики, даже от его гвардии. Она признала и восстание древлян справедливым, за исключением пункта о низложении династии.
И «уроки государю» Ольга постоянно давала Святославу вплоть до 969 года, последнего года ее жизни, когда она заявила сыну, что, пока она жива, не допустит безумного переноса столицы Русской державы из Киева за рубеж, в Болгарию.
Словом, как осуждение Игоря, так и разнообразные «уроки государю» в адрес Святослава от Ольги – суть мотивы, которые и Карамзин и Рылеев заимствовали из летописи.
Между тем они выглядят там парадоксально.
Летопись выгораживает Мала. Я уже говорил, что бесследное исчезновение князя древлян со страниц летописи выглядит загадкой тысячелетия. Но исчезновение Мала необъяснимо и еще с одной точки зрения: возмездия за убийство Игоря. С той самой точки зрения мести Ольги, которая столь подробно развита в летописи (эпизодами мнимых кровавых расправ Ольги) и подробно комментировалась не одним историком.
В самом деле, рассматривать ли месть Ольги как обязательную кровную, за убийство мужа, или как акт
