«Ныне пробил твой час, Вардо, если ты на что-нибудь годишься!» — сказала она себе и задумалась.
— Не раздумывай так долго, моя Вардо, говори скорей! — торопил ее молодой человек.
— Нет, сын мой, второпях дела не сделаешь и крепости не построишь. Скажи-ка мне сначала…
— Спрашивай скорее, что ты еще хочешь знать! — воскликнул молодой человек.
— Скажи мне, живет ли в Сурами купец по имени Дурмишхан?
— Живет.
— Есть ли у него сын?
— Есть. Мой ровесник и товарищ, прекрасный юноша Зураб.
— Хорошо. Так ступай, доложи везиру, что я ничего не могу посоветовать, пока он не явится сам. Скажи, что, если он желает Грузии добра, я прошу его прибыть ко мне.
— Что ты, женщина! Скажи хоть что-нибудь, я не могу вернуться к везиру ни с чем.
— Нет, сын мой, тебе я ничего не могу открыть. Не теряй времени, отправляйся немедленно. В этот час судьба Грузии в твоих руках.
И она почти насильно вытолкнула молодого человека за дверь.
— Так что же мне делать, что сказать везиру?
— Скажи, чтоб приехал сам. Передай, что это необходимо.
Молодой человек вскочил на коня и поскакал обратно в Сурами.
Гулисварди в задумчивости вернулась в приемную комнату и отпустила всех посетителей, попросив их прийти на следующий день.
В тот же вечер по городу разнесся слух, что к Вардо приезжал гонец от военачальника за советом и что после его отъезда гадалка была чем-то озабочена и мрачна.
«Ну, Вардо, — говорила себе прорицательница, — наконец-то пробил час мщения! Вот теперь будет видно, способна ли ты на что-нибудь! Будь проклят, Дурмишхан! Зачем ты погубил меня? Что я тебе сделала? Зачем ты довел меня до этого? О, горе мне! Я загубила свою плоть и должна теперь загубить свою душу! — она принялась горько плакать. — Ах, малодушная! Страшно тебе? — немного успокоившись, продолжала размышлять она. — Итак, Вардо, тот, кто разбил твое сердце, попал к тебе в руки. Какую муку — ты для него придумаешь? Смерть? Нет, смерти мало. Пусть живет и терзается, как я терзалась все эти двадцать лет!»
Как только везиру передали ответ гадалки, он вскочил на коня и, даже не заехав к себе домой, направился прямо к Вардо.
— Погадай, голубушка, и скажи, как мне быть?
— Ты — везир? — спросила Гулисварди.
— Да.
— Если это так, то великая и тяжкая ответственность лежит на тебе. Бедный мой господин! В недобрые времена довелось тебе быть везиром! Боже, что я вижу! Проклятые, басурманы! Что вам нужно от нашей бедной Грузии! Боже милосердный, в чем мы провинились, за что ты нас караешь так жестоко? Горе нам, горе! Несметные полчища идут на нас! Пресвятая богоматерь, спаси нас и помилуй! Господи, как они убивают! Вот вижу… отнимают младенцев у матерей и режут их, как цыплят. Не отдавай, несчастная, не отдавай своего сына!.. Ох, отнял, проклятый!.. Помоги, помоги им, мой господин, помоги — или мы все погибнем…
— Что же мне делать, скажи? — спросил в смятении везир.
— Вижу, вижу… — продолжала Вардо, — басурманы окружают, словно муравьи, Сурамскую крепость… Скорее, скорее стройте ее, только она одна может сдержать полчища врагов. Если не достроите ее, враг скоро будет здесь, в Тбилиси. Боже, что тогда станется с нами? Пожалей хоть своих детей, господин, не отдавай их на растерзанье неверным.
И Вардо разрыдалась.
Плакала ли она на самом деле, я не знаю: за двадцать лет она научилась искусно притворяться. Что в сравнении с ней нынешние знаменитые актеры!
— Что же мне делать? Скажи скорее, что делать? — воскликнул везир.
— Надо во что бы то ни стало выстроить Сурамскую крепость.
— Я ее строю, но она уже в который раз рушится. Как же мне быть?
— Разбери основу крепости и вели заложить ее глубже на два локтя. Потом пусть священник освятит постройку… Но что я вижу?.. Боже, помилуй меня, грешную! Вынь кинжал, господин мой, заколи меня тут же, сделай доброе дело! Будь проклят тот день, когда я взялась за гаданье! Господин мой, не слушай меня, будь глух к тому, что я сейчас скажу. Но нет… слушай, слушай хорошенько! Ты должен знать, от этого зависит спасение Грузии, ее победа!
— Говори, ради бога, говори скорей!
— В крепостной стене должен быть замурован юноша, единственный сын своих родителей — сын Дурмишхана, Зураб.
— Единственный сын! Зураб! Что ты сказала, старуха? — вскричал в волнении везир.
— Да, Зураб! Он должен быть замурован в стене. Иначе стена не будет стоять. О земля, разверзнись и поглоти меня! Как я могла выговорить эти слова! О моя бедная мать, зачем ты родила меня на горе людям!
— Что ж, мать, на тебе нет вины! Ты говоришь то, что видишь, — сказал потрясенный везир.
В глубоком раздумье он вышел на улицу и тут же, не заезжая домой, пустился в обратный путь.
«Хороший подарок привезет моему Дурмишхану везир! Хоть бы спросил Дурмишхан, от кого этот дар. Пусть узнает, что может сделать простая, бедная девушка… Молчи, мое сердце! Вот уже двадцать лет прошло с тех пор, как я отсту пилась от бога. Не грози мне его гневом!»
Глава седьмая
Задумчивый и печальный возвращается наш везир в Сурами. А солнце весело сияет, словно смеется над людскими горестями. Видно, нет ему дела до человека.
Приехав в Сурами, везир распорядился, чтобы в тот же день разобрали старый фундамент и вырыли ров на два локтя глубже прежнего. Этот приказ был, разумеется, тотчас же выполнен. На следующий день отслужили молебен, заложили новый фундамент, и кладка была доведена до уровня земли. Настало время, когда везир должен был объявить о последнем совете прорицательницы.
Трудны иногда обязанности сильных мира сего. С какой радостью уступил бы везир другому свое высокое звание, лишь бы не участвовать в этом страшном деле! Но это невозможно! Родина в опасности, сердце должно молчать! Лучше пусть один умрет за отчизну, чем погибнут тысячи. Укрепив свой дух подобными соображениями, везир призвал мастеров.
— Вы должны беспрекословно выполнять любые приказания Беро, — сказал он каменщикам. — Кто проявит нерешительность или у кого дрогнет рука — того мои люди немедленно предадут смерти. Слышите?..
— Слышим, господин! — ответили мастера.
— Ступайте. Пока мне больше нечего вам сказать. А ты, Беро, останься здесь, — обратился везир к старшему мастеру.
— Приказывайте, господин.
— Ничего приятного ты от меня не услышишь, мой Беро, — начал везир. — То, что я должен поручить тебе, так ужасно, что я с трудом решаюсь произнести.
— Что ж, господин мой! Приятно мне или нет, но если выполнение зависит от меня, за мною дело не станет. Вы знаете, что себя я не стану щадить.
— Нужно заживо замуровать в крепостной стене человека, — быстро проговорил везир.
— Нет, не извольте это говорить, мой господин! — воскликнул в смятении Беро.
— Что делать, друг! Для спасения родины нужна жертва. Иначе нам не удастся достроить крепость. Итак, будь готов. А теперь ступай.
