Но и в такой редакции мы понимали лишь последнее слово… Мы не понимали, что это не вообще крестьяне, а нечто более определенное: мужик — это зека (не блатной). Лагерный фольклор был значительно более распространен, чем сведения о лагерях. Мы знали наизусть много таких лагерных переделок из знаменитых басен, песен и стихотворений, не ведая о их происхождении. Впрочем, пионерлагерь — тоже лагерь.
Храните гордое терпение…
12
широченные чесучовые брюки…
Перед смертью И В. Сталина ширина брюк доходила до 40–45 см, уже 35 см пошив брюк был запрещен. Вскоре после смерти в мастерских стали шить и 30 см, но за 22 см еще выгоняли из вуза.
13
«Здоровье» — один из популярнейших советских журналов (основан в 1955 году), — образчик подлинного китча. Свидетельство того же «освобождения»: стало можно. Стало можно прочесть, что бывает аборт, онанизм и даже — оргазм!
14
Есенин в описываемом году был запрещен, лагерно популярен. Лишь в шестидесятые годы популярность Сергея Есенина официально и окончательно возродилась и достигла популярности Хемингуэя. Это первые два писателя, чьи портреты стали продаваться в киосках Союзпечати. Хемингуэй улыбается глазами, загримированный под популярного артиста Ефима Копеляна, Есенин же — в шляпе, с трубкой и тростью (Америка!..), с ангельским выражением глаз и губ.
15
Поколение писателей, к которому принадлежит и автор, очень уж эксплуатировало свое так называемое «военное детство». Объясняется это не только тем, что первыми воспоминаниями человека стали ужасные события, но и тем, что это последнее поколение, которому удалось вскочить на подножку великого исторического события, закрыть ряд. Революция, гражданская, военный коммунизм, нэп, коллективизация, индустриализация, Отечественная… — к этому прибавляется разве что «восстановление», но и оно закрывается смертью Вождя; мир, труд, будни последующих лет уже лишены окраски героической принадлежности; жила военного времени истощена непосредственными участниками, но продолжает эксплуатироваться ввиду развития самой отрасли. Все труднее становится найти узнаваемые ростки прошлого в настоящем: стареющие героини романов и пьес вызывают недоверие тем, насколько хорошо сохранились и молодо выглядят; все труднее встретить девушку, с которой развела война, и полюбить ее вновь; адюльтеры свеженьких бабушек пользуются успехом лишь У самих исполнительниц, продляющих амплуа юности вплоть до Дома ветеранов, потому что и артисты эти — того же поколения. Агония темы затянулась, отодвигая надежду, что кто-нибудь наконец-то возьмется за настоящее время жизни.
16
«Москвошвей» и «Ленодежда» — крупнейшие предприятия готовой одежды (теперь переименованы в «фирмы»). У Мандельштама:
17
С финнами у нас открытая граница. В одну сторону. Они едут к нам без визы, предъявляя свой паспорт. Мы же «оформляем» заграничный паспорт в капстрану. В субботу и воскресенье Ленинград наводняется пьяными финнами, приехавшими на автобусах и собственных автомобилях. То ли пейзаж близок глазу как родной, то ли хочется после этого еще больше напиться, то ли Ленинград и впрямь очень красивый город, какого у них нет. Существуют три версии, почему они пьют именно у нас: одна, что у них вообще сухой закон, другая, что водка у них по карточкам и мало, третья, что просто у нас дешевле. Ленинград, соответственно, не то, чтобы наводнен, но все-таки финский ширпотреб встречается в нем чаще, чем в других городах. Еще лет пятнадцать назад нейлон, орлон, терилен казались нам верхом роскоши и изящества. За гнусную нейлоновую кофточку финн мог не просыхать с утра до вечера. Автор лично не может с тех пор сносить один костюм и один плащ финского производства: они — вечные. Свобода их к нам приезда куплена одним, четко ими выполняемым условием: они не принимают наших беженцев. Существуют две-три ходячих ленинградских легенды о трагических дураках, которые каким- то образом умудрились этого не знать. Одна из них почти гуманна: финский полицейский сопровождает попросившего политического убежища в наше родное посольство для сдачи, почему-то пешком; так патриархально доходят они до парома на шведский берег, и здесь полицейский просит беглеца подождать его, пока он купит сигарет; полицейский заходит за угол и там ждет и десять, и пятнадцать минут — выглядывает: а тот стоит, смотрит тоскливо в сторону Швеции и ждет полицейского: «Ну, пошли…» — со вздохом говорит полицейский через полчаса.
18
Из сленга пятидесятых годов. «Прошвырнуться по Невскому, по Броду». Прошвырнуться — пройтись, прогуляться; по Броду — по Бродвею. Брод был во всех, более или менее, городах. Русское значение слова «брод» подкрепляло жизненность идиомы: прошвыривались медленно, не отрывая толстенных подошв от асфальта, и впрямь будто что-то преодолевая более вязкое, чем воздух, будто вброд. Естественно, в Ленинграде Бродом был Невский, но не весь, а определенный его отрезок по левой стороне, от Садовой до Литейного. И назад. Насыщенное было время!
