выдавать себя как его сообщницу. Хватит с нее и других огорчений. Она собралась тут же разорвать послание, но потом ей захотелось узнать, что там такое Федька написал. Присев на край кушетки, Луна стала читать:
'Прошу редакцию поместить в стенгазете это письмо, так как я хочу высказать причины, по которым я уехал искать новую жизнь на далеком Севере.
Конечно, некоторые пионерские активисты будут осуждать меня за мой поступок и отпускать насмешливые словечки, вроде 'фантазер', 'дошколенок' и тому подобные тонкие остроты, но не лучше ли сначала разобраться, что заставило этого 'фантазера' пуститься на такой решительный поступок.
С малых лет я рос непоседливым и любознательным ребенком и мной владела страсть к исследованиям и приключениям. Уже в шестилетнем возрасте я чуть не утонул, решившись один переплыть верхом на бревне широкую реку, которое подо мной перевернулось. Потом я почувствовал, что цель моей жизни – стать полярным исследователем, и твердо решил ее достичь...'
Ната вздохнула. Ей всегда туго давались литературные сочинения, и ребят, хорошо их писавших, она считала людьми очень умными, какими-то совсем особенными. Федино письмо, по ее мнению, было написано так 'складно', так 'по-взрослому', что прямо хоть сейчас печатай в настоящей газете.
'Три года тому назад я вступил в пионерскую организацию нашей школы, и я думал, что она поможет воспитать во мне мужество, выносливость и ловкость, но что же я увидел?
Приведу конкретные цифры. За весь прошлый год в нашем отряде был проведен только один двухдневный поход и только одна лыжная вылазка. И как же они были проведены? За весь поход мы прошли всего лишь тридцать километров и ночевали не под открытым небом, а на туристской базе, а вся лыжная вылазка прошла с утра и до обеда. Когда же я предложил провести лыжный поход в глухие леса на все зимние каникулы, питаться только тем, что добудешь охотой, и спать в снежных хижинах – в ответ мне были только насмешливые улыбки.
И вот я подумал: может быть, тем, кто любит вести спокойную жизнь, такая пионерская работа и нравится, но тем, кто презирает спокойную жизнь, кто стремится к трудностям и опасностям, девать свою кипучую энергию некуда. И я понял тогда, что мне больше ничего не остается делать, как покинуть родную школу и бежать на далекий Север, где есть еще 'белые пятна', которые можно исследовать, и есть опасности и трудности в борьбе с суровой природой.
Вот что заставило меня совершить мой поступок. Федор Капустин'.
Ната встала и принялась ходить вокруг стола. Новые черты богатой Фединой натуры раскрылись перед ней. Теперь он был в её глазах не просто отважным мальчишкой, жаждущим романтических приключений, а юным общественным деятелем, принципиальным и литературно одаренным. И от сознания того, что ее, Натиной, дружбой пренебрегла такая выдающаяся личность, Луне стало еще горше, еще обиднее.
Вдруг Ната остановилась среди комнаты и стала прислушиваться.
В открытое окно со двора все время доносились голоса игравших там ребят. К этому шуму Луна давно привыкла, а потому не замечала его, но сейчас ей показалось, что голоса звучат громче обычного, тревожно, взволнованно. Похоже было, что там что-то произошло.
– Федька... Арктику... Белохвостова... – доносились до Наты отрывочные слова.
Не веря своим ушам, она на цыпочках подошла к окну. Во дворе, окруженном пятиэтажными корпусами, галдела толпа ребят. Тут были Натины соседи по дому, тут было много ее одноклассников и одноклассниц. В центре толпы стоял коренастый парнишка. Ярко-рыжие, стриженные бобриком волосы его показались Нате знакомыми, но от волнения она не могла припомнить, кто это такой.
– В Арктику бежал... сегодня ночью... Луна ему помогала...
И вдруг она подумала совсем о другом. А что, если Федя и не собирался ее вчера обманывать? Что, если он, поднявшись наверх за аппаратом, каким-то образом обнаружил, что его замысел раскрыт, что его хотят задержать?
Тут Нате припомнилось, как она стояла с девочками в раздевалке, как ей послышалось, будто кто-то быстро пробежал... Ната больше не сомневалась. Ну конечно же, что-то случилось, и Федя вынужден был спасаться, вынужден был бежать, не предупредив ее. Может быть, сейчас, именно в эту минуту, он пишет ей письмо, объясняя, что произошло...
– Вон она! В окно глядит! – закричали в толпе. Рыжий парнишка поднял лицо с большими очками в прозрачной оправе, и Ната узнала его: это был девятиклассник Женя Снегирев, совсем недавно назначенный пионервожатым ее отряда.
– Вон она! Пошли к ней! Эй, Луна, мы к тебе идем!
Ната в испуге отскочила от окна, но тут же остановилась.
Нет! Она не будет прятаться, не будет хныкать! Она при всех передаст редактору послание Федора Капустина. Она не станет скрывать своего участия в этом деле и стойко вынесет любую кару, которая постигнет ее. Она постарается быть достойной своего замечательного друга.
Она сунула в карман передника Федино письмо и вышла из комнаты.
XVI
На лестнице стоял такой галдеж, что Нате стало ясно: к ней идут человек пятьдесят. У подруги отважного путешественника затряслись поджилки, но она все-таки скрестила руки на груди, гордо подняла голову и в такой позе стала ждать ребят.
Гомон и топот ног становился все ближе. Слышно было, как жильцы на нижних этажах открывают двери и спрашивают, почему такой шум.
– Ревет небось! – доносились до Наты голоса.
– Черта с два она нам откроет!.. Притаится и будет сидеть.
– А мне, девочки, жалко Натку. Представляете, что она сейчас переживает!
Вот толпа зашумела под ногами у Наты на площадке четвертого этажа. Вот она увидела ребят, плотной колонной поднимающихся к ней на пятый.
Впереди шли Слава, Варя и Женя Снегирев. Лицо у председателя совета отряда было важное и строгое, у Вари – злое и зареванное. У вожатого блестели мелкие капельки пота на малиновом лице, блестели стекла очков, блестели голубые глаза за этими стеклами. Если бы Луна была поспокойней, она бы заметила, что Женя не меньше ребят увлечен этой кутерьмой.
Добравшись до площадки между этажами, передние увидели Луну и приостановились.
– Вон она! Сама вышла! – воскликнул кто-то. От неожиданности все даже притихли. Задние подтянулись, заполнили весь лестничный марш и, выворачивая себе шеи, смотрели на Луну. Передние застыли словно в нерешительности. Первая нарушила молчание Варя.
– У, какая-то!.. Говори, где Федька! – сердито потребовала она.
Ната молчала. Все замерло в ней, дыхание у нее остановилось, но она продолжала стоять со вздернутым носом, со скрещенными на груди руками.
Держась за перила, вожатый поднялся еще на несколько ступенек:
– Здравствуй, Белохвостова. Ты вот что: давай не отпираться, а выкладывай все начистоту. Капустину в Арктику бежать помогала?
– Помогала! – громко, на все парадное ответила Луна и, помолчав, еще громче добавила: – Из принципа.
Вожатый немного опешил:
– Что? Из чего?
– Из принципа помогала! – отчаянным голосом повторила Луна. – Капустин убежал потому... потому, что у нас процветает формализм и скука в пионерской работе, и я ему помогала из принципа.
– Ого! Вот это выдала! – заметил кто-то. Толпа загудела. Женя озадаченно смотрел на Нату, пощипывая редкие волоски, проросшие на подбородке.
– Постой! Что-то я ничего не понимаю. При чем тут формализм?
– Прочитайте письмо Капустина, тогда поймете. Вот, пожалуйста! – Ната протянула вожатому Федино
