капитанский стол. И майор побрезговал. Был майор одет в светлый, не дешевый, льняной костюм – жалко.
– Да нет, вроде. Участковый – молодой и старательный. Прочесал на совесть.
– А это что?
– Это уже опрос реального свидетеля. То есть тоже потерпевшей, но оставшейся в живых. То есть свидетеля. ПОКА. Дочка нашего Семена Моисеевича. Еще та краля. То ли она кем-то зашугана, то ли конкретно – истеричка, тургеневская барышня, чуть что, и в отключку. Шиш с маслом что толковое запомнила. Думаю добровольно-принудительно направить гражданочку на психиатрическую экспертизу.
– Ты, вообще-то, поосторожней, дров не наломай, как приятель советую. Это ж круг антикваров, одна почти семья, и народ интеллигентный. У каждого второго знакомые журналисты, а тем только дай наводочку. Вмиг твои следственные методы по «Комсомольским правдам» и «Новостям Петербурга» так распишут, что будешь счастлив по неполному служебному несоответствию из органов отчислиться.
– Ты считаешь?
– Я с этой антикварной сворой не первый десяток лет прею, здесь свои нюансы. – Майор посчитал, что достаточно напряг капитана, и тот больше к Соне не сунется. Для решения этой тактической задачи и появился майор в капитанском «офисе» – помочь «по-шефски» капитану в пыхтении над глухарем. Ради Сони и, не будем забывать, ради подробностей прежней жизни Сереги Ожогова, запрашивать которые через свое Управление в рамках московского шмона Кудрявцеву было не с руки.
– Ладно, отложим психиатрию на десерт. Все равно мне кажется, что красавица при делах.
– А она – красавица? – Нет, к сожалению майора, не успокоился капитан, и Кудрявцев начал изобретать добавочные аргументы, чтобы убойник отступился от дочки покойного антиквара.
– Ты ж ее у меня за столом видел, когда заглядывал.
– Надо было внимательней присмотреться.
– Думаю, еще насмотришься.
– Э, нет, я пришел тебе подсобить факультативно. А глухарей таких и у меня полный сейф. Так что, чем могу – помогу, но тонуть в твоем расследовании не собираюсь.
Оба невольно посмотрели на притулившийся в углу «мойдодыром из маминой, из спальни» небрежно, с потеками, выкрашенный грязно-коричневой краской внушительный сейф. Даже не сейф, а железный шкаф.
– С миру по нитке.
– С миру по Шнитке, получаются виртуозы Московского вокзала.
– Не понял.
– Проехали. А это что за бумажка? Кстати, ты б чайку заварил.
– Коллеги повадились и все пакетики расхитили. «И по камешку, по кирпичику растащили любимый завод». Давай лучше закурим.
– Мои?
– Нет, давай пойдем к генералу стрелять.
– Все-таки ты – клоун. – Юрий Витальевич небрежно бросил на стол мятую пачку «Аполлона».
Закурили. Капитан отодвинул подальше в сторону путешествующую по столу уже неделю чашку с недопитым кофе и утопшей мухой, и придвинул пепельницу с намертво въевшейся в стекло сажей.
– Так что это за серьезная бумага? – помяв виски и выпустив расплывчатое колечко дыма, небрежно поинтересовался Кудрявцев. – Э, да тут не одна бумага, а целая тетрадочка.
– Это как бы сборная характеристика на покойника. Я послал стажеров опросить твой антикварный народ, и интересная картина получается. Покойник был морально неустойчив, это – мягко говоря. Не в смысле извращений, наркоты или женского пола. Подлец он был законченный.
Дым сигарет всплывал к неестественно высокому потолку, а потом струился прочь, сквозь зарешеченное окно.
– Интересно. – Майор стал небрежно шелестеть страницами, – О, у тебя тут и Иван Андреевич Маринович, и Николай Карпович Быстрых, и Михаил Ильич. Знакомые все лица. Глубоко копаешь.
– Не брезгую. – Тихой радостью от похвалы засветилось лицо капитана, и шрам на губе проступил отчетливей. – Ты вчитайся!
– Да я и так все знаю, все эти помои. Увы, это даже правда, не очень ладили с жертвой серьезные антикварные люди. Так не очень, что даже незнакомым стажерам в серых шинелях не погнушались обиды излить. Ты, конечно, торопишься сделать из этого выводы?
– Они сами напрашиваются. Об этом я и хотел с тобой посоветоваться. А если убийство – месть?
Майор поморщился, будто в зубе застряла рыбья косточка:
– Не тот контингент. Подставить с новоделом – да. Кинуть на сделке – да. Развести с фальшаком – почетное дело. Но мокруха…
– Нет, ты глянь, как аккуратно все складывается. Это не ограбление – по показаниям дочери пропала сплошная дребедень. Я ведь потом нажал на пожарников, и один раскололся, что молодцы в камине отковыряли тайничок с царскими золотыми червонцами. Уговорил сдать добровольно, без возбуждения уголовки. Даже банальные закладки под подоконником и в стенах никто из непрошенных гостей не искал. Далее – покойник подлец, то есть врагов нажить успел. Так что я имею две рабочих версии – месть, или добыча информации – жмурика, похоже, добросовестно пытали, или кому-то серьезному дорогу перешел.
– Это уже три.
– Не понял?
– Это уже три версии.
– А я разве сказал «две»?
– Проехали. И ты хочешь, чтобы я опытным пальцем ткнул в наиболее перспективную?
– Хочу, – честно признался капитан и вытянул из майоровой пачки следующую сигарету. – Ты ведь тоже краем бока знал покойника.
– Ладно. – Глаза майора стали свинцовыми. – Можешь не мыкаться вокруг да около, как шелудивая лиса. Ты прав, я был знаком с Семеном Моисеевичем, и, поскольку это ему уже не повредит, выдам тебе профессиональную тайну. Это был мой стукач. Ты доволен? Но, подчеркиваю, если бы среди его сигналов промелькнул хоть один, который помог бы взять след, я бы не промолчал. Ты меня понял?!
– Ну, что ты встаешь в позу оскорбленного верблюда. Я же все понимаю. Спасибо и за это. А все-таки, как насчет версий?
Майор внешне успокоился. Листнул документы дальше:
– А тут почему страницы пропущены?
– Ну, самый шапочный портрет непрошенных гостей мы кое-как собрали и сейчас на компьютере прототипы ищем. Просто место под них оставлено.
– Тогда откуда знаешь, сколько прототипов подшивать? Темнишь, – кисло ухмыльнулся майор. – А насчет версий что я тебе могу сказать? Мало данных, все может быть.
– Есть еще косвенные данные, что в деле замешан некий оморозок Пиночет…
– Что за данные?
– Из оперативных источников: Вензель охотится за Эрмитажными списками.
– Эрмитажные списки – это легенда.
– Может, и легенда, – хитро ощерился капитан, – но это не мешает Вензелю за ними охотиться.
– Ладно, охотится, и?.. При чем тут Эрмитажные списки?
– Антикварный мир же рядом. Редко какой сильный коллекционер не мечтает эти списки откопать, плюя, что за ними смерть по следу бродит. Кто-то где-то что-то слышал… Да и бандитский мир не дремлет, пресловутый Михаил Хазаров тоже имел к ним интерес.
– Тот самый?[13]
– Он. Вензель, конечно, не сам, а бильярдным карамболем через сестрорецких бойцов отправил к Хазарову ходока за объявившимся свидетелем по спискам. А гонец по дороге сгинул, у Хазарова не проявился и назад не вернулся. Со свидетелем – погоняло «Храм» – вообще мутная история, растворился буквально в воздухе. И прошел слушок, что схоронил сестрорецкого ходока именно Пиночет. Подстерег на
