— Я давно собирался вам сказать, — продолжал он, — что вам нужно изменить образ жизни: мы должны кругом, имение в залоге — откуда взять еще денег?
— Что же я должна делать? — спросила насмешливо Сара.
— Умерить себя…
— Я… я буду умерять себя, я?
— Что ж делать? Ваши дела запутаны…
Сара дико засмеялась, горбун вздрогнул: он узнал смех, который всегда был предвестником страшного гнева Сары.
— Я покажу тебе, как я намерена себя умерять, — сказала она и подошла к туалету, на котором разложены были дорогие вещи, приготовленные для ее туалета; схватила их и стала судорожно мять и ломать, потом кинула на пол и принялась топтать ногами. — Чтоб точно такие вещи были у меня завтра! — повелительно сказала она, кинувшись на кушетку. — А кольцо с опалом чтоб было у меня сейчас же! Иди!
Горбун молча вышел.
Кольцо с опалом, которое он достал ей, очутилось на руке дона Эрнандо.
Горбун обратился и к Бранчевскому с просьбой умерить расходы, пугал его разорением; Бранчевский призадумался, дал слово остепениться; но через два дня, проиграв значительную сумму, он приказал горбуну непременно достать ему денег.
Саре было не до экономии: она в первый раз любила. Страсть ее не знала границ. Она не спускала глаз с своего испанца; проводила с ним все свое время; ревновала его даже к вещам; то проклинала его, плакала, рвала на себе волосы в его присутствии, то вдруг становилась нежна, кротка до унижения. Только он один мог противоречить ей.
Время шло. Сара жила одной страстью. Ночи быстро летели, превращенные в дни. Устроив потайную комнату с ходом прямо на улицу, Сара убрала ее с неслыханной восточной роскошью, и там, нарядившись в восточное платье, украшенное дорогими каменьями и брильянтами, на мягких подушках, в нетерпении ждала к себе возлюбленного. Самые тонкие блюда и вина являлись к ужину. Горбун вполне походил на евнуха; лицо его постоянно хранило лукавое и злое выражение; какой-то умысел хранил он в своей душе. Без противоречий, без ропота, как будто машинально, исполнял он все прихоти Сары, которая все больше и больше вверялась ему.
Раз днем Сара ввела горбуна в свою потайную комнату. В ее движениях было что-то странное и таинственное. Горбун был потрясен роскошной негой комнаты и таинственными взглядами Сары. Страшная мысль мелькнула в голове его. В испуге, в борьбе с самим собою, нерешительно глядел он на Сару, которая сидела в задумчивости. Наконец она быстро подняла голову и устремила на горбуна проницательный взор.
— Истинно ли ты мне предан? — спросила она.
Горбун смешался и вопросительно смотрел на нее.
— Способен ли ты понять всю важность моей доверенности к тебе? — продолжала она.
— Чем я мог возбудить ваше сомнение? — перебил ее горбун дрожащим голосом.
— Я знаю, ты предан мне! — гордо и с уверенностью, сказала Сара.
— О, я готов чем угодно доказать вам мою преданность! — с горячностью воскликнул горбун.
— Я все вижу — и ты будешь щедро награжден. Судорожная улыбка мелькнула на губах его; он слегка поклонился.
— Послушай! — шепотом сказала Сара и огляделась во все стороны, краска выступила на ее лице, она продолжала быстро: — Мне нужна верная женщина…
Горбун пошатнулся, мгновенный и тихий страдальческий стон вылетел из его груди; он так сильно сжал свои руки, что суставы хрустнули. Сара, слишком занятая собственными мыслями, ничего не заметила.
— Я не буду жалеть денег, твоя жизнь, твое благосостояние — все упрочится, если ты сохранишь тайну. — Она закрыла лицо руками и упала в подушки дивана, не взглянув в лицо горбуна, которое дышало в эту минуту адской, злобной насмешливостью.
Через несколько месяцев у Сары родилась дочь, которую отдали на воспитание одной женщине, отысканной горбуном. Она была русская и, попав в Париж с своей госпожой, по смерти ее не знала, как добраться домой. Горбун обещал ей, что она будет отправлена вместе с ребенком в Россию, и этой надеждой купил ее безграничную преданность. Сара, казалось, еще сильнее привязалась к дону Эрнанду; она тиранила его своей любовью; ей все казалось, что он холоден, неверен ей; испанец, наконец, устал и, видимо, начал избегать ее…
Сара близка была к безумию. Раз вечером она приказала горбуну готовить все к отъезду, задумав бежать с своим возлюбленным в Испанию, в надежде, что на родине он сильнее будет любить ее.
Терпение горбуна лопнуло. Он решился прекратить страдания Сары. В надежде ослабить узы, связывавшие ее с доном Эрнандо, он отправил ребенка с его кормилицей в Петербург, а Саре сказал, что дочь ее умерла. Потом он объявил Саре, что испанец любит другую.
Гнев, отчаяние Сары были страшны. Горбун плакал вместе с нею, и слезы его были искренны. Сара несколько раз давала ему слово разорвать свою связь, но при встрече с испанцем все забывала и, осыпая его ласками, просила не покидать и любить ее.
Возмущенный такой слабостью, горбун рассказал Саре, что испанец не только изменяет ей, но еще нагло хвастается ее любовью:
— Он говорит, что вы ему надоели!
Сара вскочила, полная негодования, глаза ее заблистали, ноздри расширились.
— Не может быть! — воскликнула с обычной надменностью.
— Угодно? Я вам докажу.
— Хорошо, если ты мне докажешь, то я… я…
Горбун радовался.
— Я вас не узнаю! Вам ли сносить такое пренебрежение? — заметил он.
— Я не могу перестать любить его, — прошептала Сара, зарыдав, как дитя.
— Вы презирайте его.
— Не могу, не могу!..
Она в отчаянии кинулась на диван, металась и рыдала.
— Еще можно было бы простить ему, если б он пренебрегал вами для какой-нибудь женщины… не говорю, равной вам, но хоть любимой… а то для первой встречной…
— Лжешь! — с гневом перебила Сара.
— Я берусь вам доказать! — сказал горбун глухим голосом.
— Если правда, я… о, я брошу его!
Горбун радостно вскрикнул и бросился к ногам Сары. Волнение его было так велико, что слезы показались в его глазах.
— Вы… вы исполните ваше обещание? — спросил он рыдающим голосом.
Сара с удивлением смотрела на горбуна, в первый раз обратив на него внимание как на мужчину; брови ее сдвинулись, и она с презрением спросила:
— Это что значит?
Горбун замер и опустил голову на грудь. Казалось, он не в силах был подняться с колен.
— Мне не нравится твоя слишком горячая преданность ко мне… ты не должен так смело падать передо мною на колени!
Горбун быстро вскочил. Злоба вспыхнула в нем.
— Ты мне не нужен больше! — сказала Сарра, всматриваясь в его лицо.
Через день горбун послал два письма к дону Эрнандо: одно, писанное рукою Сары, которая назначала ему ночное свидание, а другое от неизвестной маски, которая умоляла его притти в ту же ночь в маскарад Большой Оперы.
Горбун и Сара оба были в волнении. Одна дала бы полжизни, чтоб испанец пришел, другой всю жизнь отдал бы, чтоб он не пришел.
Настала полночь; домино были готовы для Сары и горбуна; но Сара медлила, она ходила по комнате,
