вздохнул полной грудью. За пару суток заключения дыхалка соскучилась по вольному осеннему воздуху. Эх, сейчас бы на природу грибы собирать. Шампиньенчики в салате. В кабаке «Русский лес».
По пятнадцатиметровой длины и трехметровой ширины бетонному ящику, наверное, против тунгусских метеоритов накрытому сверху мелкоячеистой сеткой, бродили уголки. Ну, кто бродил, кто сидел на корточках. Камерная теснота обыкновенно оборачивается или потребностью ходить, ходить, нагружать застывшие топалки работой, или полнейшим отрицаловом вообще двигаться. Сверху прогулку пасли дубари, перемещающиеся по специальным дорожкам на стенах. А за охранниками наблюдало пасмурное небо, которое хмурилось в раздумьи – писать на головы дождем или потерпеть еще.
Интересно, скоко стоит, чтоб дубари бродили не с права налево, а слева направо? Есть ли такая шкодная услуга в «уголковом» тарифе?
Зеки были из камеры номер тридцать шесть, типа неродной его камеры. Может, следующие какие знакомцы объявятся. Ба, не успел размечтаться! Вырастая, как тот же гриб из мха, поднялся с корточек человек с телосложением кубинского боксера-полутяжа (эластичная мускулатура, длинные пружинистые ноги). Сергей подгреб, пожал руку.
Не друг, не приятель, просто знакомый по кличке Джеки. Откуда взялось такое погоняло догадаться нетрудно. Этот питерский кореец (из корейских отметин имеются только узкие глаза, а фамилия-то у него, помнится, какая-то совсем русская, на «-ов») занимался сызмальства всякими единоборствами, и восточными, и иных направлений. В навалившуюся эпоху перемен обычным образом присоединился к братве. В это же время за конкретное умение драться и азиатскую наследственность словил долгую кликуху «Джеки Чан». Какая-то часть погоняла неумолимо должна была отсохнуть. Останься вторая часть – получился бы намек на бачок, потому уцелела первая часть. С Джеки они тройку раз сталкивались по разным делам, однажды за общим столом гудели, но поговорить до сегодняшнего дня не выпадало.
– Здорово, Джеки.
– Привет, Шрам.
Оба опустились на корточки – так разговаривать удобней.
– Джин-тоника хочешь?
Прям сказать, внезапный вопрос выдал кореец, поэтому Сергей не придумал ничего лучше, чем:
– В смысле?
– В смысле джина с тоником. – Кореец запустил лапу под рубашку и вытащил одну за другой две синие «синебрюховские» банки. Одну душевно протянул Шраму. Под ноги осенним листом спикировал распечатанный конверт. Джеки его подобрал и сунул в карман.
– В камеру же нес? – Ладонь Сергея огребла прохладный баночный цинк. Чего ж тут не сообразить: если не пил, держал за пазухой, а теперь вытащил на обозрение, значит, обозрения не бздит, а просто предполагал приговорить баночки в хате.
– Какая разница здесь или там? – Джеки сковырнул заглушину, выпуская наружу шипение и пену. – Одна лишь разница. Сдать надо не забыть при выходе с прогулки. Порядок, блин, он и есть порядок. А вдруг мы заточек настрогаем? А мне вот Лизавета письмо написала и фото прислала. Симпотная бикса.
– Оставь в запас, – Сергей покачал ладонь с банкой. – Я у тебя пару глотков займу рот сполоснуть, и хватит.
Джеки понимающе ухмыльнулся, отпил из своей «синебрюховки», протянул ее Шраму и забрал у того ранее врученную банку. И тоже ее откупорил.
– Проверено – мин нет, пей. Подляны боишься? Хочешь, фотку Лизки покажу? Симпотная бикса.
– Страхуюсь. А фотку не свети, мне без надобности.
– Бывает. Люблю это пойло, – признался кореец. – Не пиво, не водку, а эту заразу. Устраивает, понимаешь. Как отправишь письмишко, дескать, хочу переписываться ради светлой дружбы и обсуждения стихов поэта Есенина, а потом ответ получишь, так без банки и читать не климатит.
– Почем тут такая? – сделав три жадных глотка, Сергей поболтал остаток. Немного осталось до конца удовольствия. А удовольствие-то получалось – не только утолением жажды, но и, черт побери, приветом с воли.
– Стольник.
– Десятикратно, значит. А водка как идет?
– А так же, десять номиналов.
Кореец пил в отличие от Сергея в мелкий глоток, смакуя.
Что Джеки делает во «Вторых крестах», про то Сергею было известно. Случай частенько припоминался братвой, когда речь заходила о бабах, а с деловых терок на баб переходили даже чаще, чем на тачки.
Тридцатилетний Джеки вмазался в семнадцатилетнюю белокурую красотку-школьницу с некорейской, а прям мексиканской страстностью. Заваливал цветами и подарками, водил и возил, куда та пожелает. А однажды застал ее в постели с каким-то козлом из «золотой молодежи». И голыми руками убил прямо на простынях эту лярву и ее хахаля. Обставляться на алиби или срываться в бега Джеки не стал, просто ушел из ее квартиры, оставив дверь нараспашку и отправился пить вчерную и отнюдь не джин-тоник.
Приключилась та история три месяца назад. Топать на зону Джеки, конечно, придется, но адвокаты у него толковые, должны вытянуть на «в состоянии аффекта», обыграть «всемерную помощь следствию» и добиться низшей планки.
Братва судила случай с Джеки по разному: одни одобряли, мол, за предательство только смерть, другие сходились, что баба того не стоит, а гребаря ее следовало просто наказать, скажем, отщипыванием яиц, и опустить на бабки.
– Здесь много чего по десять номиналов. Считать удобней, – продолжил тему кореец Джеки. – Чем помочь? А может, тебе адресков женских общаг подкинуть? Переписываешься, и вроде как при деле. Я вот, не думай, не дрочить фотки выманиваю. Я хочу выяснить, все бабы – шкурки, или есть порядочные?
То, что Джеки не расспрашивал «за что же тебя-то, Шрам, упекли?» – правильно. Захочет человек – расскажет, а трясти его нельзя.
– Сам управлюсь, Джеки. Ты в каком номере чалишься?
– В пятидесятом. Заходи. Кстати, я не дуркую, здесь это запросто делается. Платишь и идешь в гости. Час гостевания – штука.
– Лихо, – Сергей вытряс в рот последние капли слабоалкогольной водички. – Жаль, на волю прогуляться за бабули не выйдешь.
– Выйдешь, – ни следа улыбки на лице корейца. – Но десятью номиналами не отделаешься. Развлекуха для подлинных миллионеров.
– Ты что, не шутишь? – Сергей подумал, что в узких глазах удобно прятать насмешку.
– Нет, – просто ответил Джеки. – Сколько стоит аттракцион не узнавал. Но захочешь, сам выяснишь.
– Ну, про подгон шлюх я слыхал. Про водку и гашиши-машиши, понятно... Не знаю... Слухи о прогулках по воле доходили бы.
– Редко, кто пользуется. Говорю же, надо быть Мавроди или Якубовским, чтобы расплатиться. Да и смысл какой? Чего захочешь, дешевле выйдет сюда доставить. А срыть в побег все равно не дадут.
Сергей задрал подбородок. Серые на сером фоне силуэты мерно вышагивали по периметру пенала, через устоявшееся количество шагов наклонялись головы. Потом головы поднимались – все спокойно в охраняемой зоне. И верняк, не так уж и кучеряво стоит их заставить мерять тропку в противоположную сторону. Только нафига козе баян? Здесь торгуют более конкретными и жизненно необходимыми вещами.
Странная мысль пришла в голову Шраму, но не из тех, что нельзя высказать вслух:
– Так какой же офигительный барыш стригут «Вторые кресты» каждый божий день, а, Джеки? Кто ж хозяйство держит?
Кореец сжал пустую банку, легко обратив ее в цинковый шлепок. Люди рядом бродили, сидели, курили, пытались делать какую-то гимнастику. Переговаривались чахло – видать, уже наобщались друг с другом досыта.
Кто-то от скуки засылал уши и в их с корейцем беседу, и как бы в никуда, поскольку лезть в чужой базар
