оставалась убеждена, что украли ребенка из мести. Мысленное повторение вопроса «Что с ним будет?» вошло в привычку, но думала об этом Иветта Соломоновна без прежнего ужаса.
Хотя, когда некоторое время назад в палату вошел врач и поинтересовался, как она себя чувствует, Иветта Соломоновна вздохнула:
– Хорошо… но я бы с удовольствием повесилась.
Врач невнятно пробормотал в ответ, что вот вешаться как раз не стоит, она нужна сыну и мужу, и ее нормальное самочувствие – необходимо для успеха. В тот момент Иветта Соломоновна без лишней злобы подумала, что врачи – удивительно циничные люди. У женщины украли единственного ребенка, а ей советуют хранить свежесть мысли и бодрость духа.
Толстая стрелка топорных часов, служащих единственным украшением блеклого коридора, подползла к четырем часам. Монотонное течение больничной жизни Иветты было нарушено появлением нового человека. Когда он вошел, Иветта Соломоновна попыталась рассмотреть визитера. В глазах плыло от транквилизаторов, видела она плохо, но для того, чтобы понять, дескать, перед ней мужчина с большой буквы, усилий прилагать не потребовалось. Иветта пожалела, что сама выглядит на минус сто очков, ведь некоторые любят полных, не то, что ее законный… плебей.
Приличия ради пленница приподнялась на локте. Вошедший был без врачебного халата, может, в другой момент это и насторожило бы по природе подозрительную Иветту Соломоновну, но не сейчас.
– Ну, здравствуйте, Иветта Соломоновна, – глухо произнес вошедший.
– Вам того же. Вы ведь не сотрудник больницы?
– Ни в коем случае, – ответил тот же бесцветный голос.
– Что Вам угодно? – сказала лежащая, с трудом выговаривая слова.
– Иветта Соломоновна, на Вас чулки есть? – задал гость неожиданный и, пожалуй, непристойный вопрос. Правда, учтиво, в его прежде нераскрашенном голосе ожила толика заботы.
– Не поняла?
– Чулки есть на Вас? Или ремень?
– Ах, бросьте, – устало проговорила Иветта Соломоновна, – как только меня сюда привезли, забрали все вещи и выдали этот уродливый халат. Чулки потребовали после того, как я кинула фразу, что не прочь повеситься, – не без гордости поделилась она. – Если это всё, что Вы хотели узнать, я попросила бы Вас удалиться. Я не настроена на светскую беседу. – Иветта конечно же кокетничала. «Ах, я такая сегодня сумбурная… мне недосуг… Вы, молодой человек, сами должны проявить инициативу…».
Вошедший не удалился.
– Если Вам так необходим мой чулок, – раздражилась на легкое торможение незнакомца Иветта Соломоновна, – могу позвать медсестру, она принесет. Нет? Может, бинт Вас устроит?! Или вот, ремень, на кровати, смирительный, сейчас отвинчу! – былая истерика опять замаячила пугалом.
– Не стоит беспокоиться, время не терпит. Хм… что ж, придется по старинке, грязно…
– Что? – «Он хотел привязать руки и ноги к быльцам кровати и воспользоваться ее беспомощностью? Он такой застенчивый, как романтично… не то, что ее законный… рецептор. Зря Иветта психует, зря она в этом халатике… минус сто очков…».
– Сейчас узнаешь, – резюмировал гость, и, не дав Иветте Соломоновне опомниться, быстро подошел к койке, вырвал из-под головы женщины подушку, уткнул ей в грудь, другой рукой одновременно выхватил из-за пояса брутальный ТТ, буквально вонзил его в подушку и нажал на курок.
Все это было проделано в одно мгновенье, быстро и почти бесшумно. Тело Иветты Соломоновны пронзила острая боль, Иветта дернулась, пытаясь судорожно вдохнуть и согнуться в кочергу. Затем тело медленно опало, как закипевшее молоко в кастрюльке, когда вырубили конфорку. Убийца вернул подушку жертве под голову, (потому и не выгодно было пользоваться ножом, крови бы выплеснулось литра три). Накрыл труп одеялом под подбородок. Даже вблизи казалось, что женщина наконец-то умиротворенно уснула.
Человек вышел из палаты и уверенно направился к выходу. В прихожей его караулила смазливая медсестра, которая и впустила, жизнерадостно ответив на бесхитростный флирт.
– Счастливо, Танечка, – он расщедрился и чмокнул ее в щечку. – Значит, в семь у «Голден Долз»?
– Счастливо! А телефончик не оставишь? – игриво спросила сестричка. Ее выбившийся из-под шапочки крашенный в пшеницу локон закрывал правый глаз, отчего фейс милашки малость напоминал болонку.
Убийца задумался на секунду.
– Оставлю! Отчего ж не оставить.
Настойчиво зазвонил телефон в дежурке. Охранник, угрюмый парень с залепленным бактерицидным пластырем прыщем на скуле, трубку поднимать погнушался. Он крепко ревновал и исполнять служебные обязанности было недосуг.
– На. Пиши прямо в мою телефонную книжку!
– Ага… ну вот, держи.
– Я позвоню!
Танечка закрыла за посетителем дверь, сладко повела плечами и взглянула на оставленную запись. Сергей Ожогов. Красивое имя… Ее ждали муторные объяснения с охранником, ревновавшим Татьяну к любому чиху каждое совместное дежурство.
В шестнадцать тридцать, омерзительным осенним днем, еще хорошо, что извечная морось не красит асфальт в темный, Пепел прорезал рыночную толпу у сигаретного ларька и вернулся с мобильником, ранее принадлежавшим располневшему на питерских харчах геноцвале.
– Алло? Валерий Константинович? Я нашел его.
Рядом оказалась горластая продавщица сосисок в тесте, и Сергею приходилось напрягать слух, чтобы диалог удался.
– Понял, – по голосу Лунгина можно было предположить, что он не понял ничего. Очевидно, догадался…
Над всем рынком из матюгальников доложили, что в таком-то корпусе, в такой-то секции потрясно дешевые, почти даром, колготки, а еще байковые одеяла и белорусская обувь от производителя.
– Вам стоит подъехать.
– А где он? – Валерий Константинович с опозданием узнал голос и начал помаленьку врубаться, что звонок – самый серьезный за сегодня.
– Вы подъедете к Никольскому собору со стороны Садовой и будете ждать у рекламного стенда предстоящей Выставки медицинского оборудования в ЛЕНЭКСПО. – Сергей не доверял Лунгину, тот сообщил о пропаже сына на TV, может преждевременно растрезвонить и о находке. А далее: «Известный рецидивист, убийца Сергей Ожогов раскаялся в похищении Павла Лунгина и вернул мальчика, остальные дети, видимо, убиты!» – сообщит с экранов поставленным голосом криворотая дикторша. Поэтому впереди предполагалась страховочная и любимая в кругу ящериц игра «оторви хвост».
– Вы уже там?
– Я рядом.
– Буду. Через двадцать минут. – Лунгин со злобой на себя вспомнил, что не отзвонился крыше насчет инициатив супруги. Санитары, манящая бутылка водки, тыры-пыры… объяснить можно, однако базар будет глупым. Черт… черт… черт!!!
Пепел дал отбой и без сожаления выбросил трубу в урну. Валерий Константинович выплеснул нагревшиеся до комнатной температуры последние граммы водки в кофейную чашку. Влил пойло в глотку и потянулся к мобильнику оправдываться перед Эсером.
Никто не предлагал Владимиру Борисовичу хлебать литрами раствор марганцовки для вызова рвоты – не тот клиент. Никто не тыкал в вену шприцами, заряженными кардиотониками, дезинтоксикаторами и седативными препаратами – не низкого полета фирма. Эсер развалился в рыхлом кожаном кресле и, со стороны казалось, дремал. Из широкого перечня медицинского оборудования в пределах видимости маячила только капельница с провисшей к правой руке авторитета пунцовой паутинкой. И даже запахи вокруг гуляли не медицинские, а весьма приятные, будто находишься в парфюмерном бутике.
Первой фирменной фишкой этого заведения было выведение богатеньких Буратино из запотев переливанием крови. Правда, состояние Савинкова называть запоем не стоило, так, пустяк, легкий бодун,
