вернее – калеки, поголовно сволочи, лизоблюды и подхалимы. Особенно майор Горячев, – Настя постепенно заводилась, – этот просто нарыв. И самое удивительно в этом скоте, что он скот от пяток до гипофиза. Но ты, Сереженька, наверное, замечал, что чем человек сволочнее, тем умнее.
Наверное Пепел утвердительно покивал.
– Особенно когда ненавидит. Горячеву дай волю – он мне сделает депиляцию вплоть до мышечной ткани.
Рядом с плавно прокручивающим метры пленки обыкновенным кассетником на столе майора стояло невероятно лохматое от цветных проводков устройство: собранная давно уволившимся умельцем домашняя радиостанция. Такие у радиохулиганов пользовались почетом в семидесятых и, видишь, пригодилась. Пальцы начальника отдела покрывали желтые никотиновые пятна, глаза опухли – тоже сказывалась бессонная ночь. Правое ухо майора согревал каучуковый наушник, левое оставалось свободно – парный наушник съехал на висок. Майор Горячев сжал кулаки в испепеляющей надежде, что эта рыжая выдра Павлова хоть сейчас проколется. Дура же, почему бы ей не проколоться? Если новый шов на сумочке не заметила… Над этим швом долго мучился под страхом наряда на рок-концерт старлей, но сработал халтурно.
– Но нам-то с тобой, милый, какое дело? Ничего противозаконного… – проворковала Настя далеко отсюда, верняк, по-кошачьи прижимаясь щекой к Серегиному плечу.
К сожалению, майор мог только подслушивать, будто частный следопыт-любитель. Видеозапись оставалась мечтой: привлекать к сбору компромата на непокорную девку мощь технического отдела время еще не пришло, это получалось бы уже официальное расследование. Которое, во-первых, майор проводить был не в праве, на то есть специально обученные люди из внутренней безопасности. Во-вторых, результаты расследования не становились бы личной собственностью Горячева, и фиг с маслом майор смог бы превратить такой компромат в обеспеченную старость. Кроме того – просто компромат – это семечки, майор получил бы материальные блага, политические недруги подрезали бы сухожилия партии «Люди России», и все довольны. А официальное расследование – меч обоюдоострый, тут уж у майора высшее руководство спросит, как это он не выявил Иуду в сплоченных рядах?
В итоге он здесь должен чуть ли не подпольно карячиться, а она там всмак в постели кувыркается. Горячев сплюнул: рыжую выдру на мякине не проведешь, чуть что, отбрешется: вербую – и все дела. Мол, метод вербовки у меня самый надежный, древнейший. Разозлить бы ее для верности. Майор забарабанил пальцами по коленке, производя в уме прикидки. Вообще, он был склонен действовать по-простому, особо не заморачиваясь, и поэтому, когда пред его ясны очи с пустячным протоколом предстал лейтенант Игнатик, майор бросился с места в карьер.
– Здравия желаю, товарищ майор, доброе утро. Ой, а что это у вас? – летеха приценил доморощенную подслушивающую аппаратуру.
– Миша, я тебе так скажу, как мужчина мужчине…
Игнатик насторожился, начало разговора ничего хорошего не предвещало.
– Ты выбрал неправильный путь и рискуешь погореть…
Михаил сглотнул, инстинктивно держа дистанцию – от непосредственного начальника разило дешевым табаком и едким потом:
– Простите, товарищ майор, я не…
– Я говорю об Анастасии. То бишь о капитане Павловой.
Лейтенант смутился. Он был чистосердечен и несколько наивен, и даже мысли не допускал, что о его связи с Анастасией известно кому-то, кроме них двоих. По реакции майор понял, что, играя ва-банк, попал в тютельку: поскольку изначально не ведал об этой связи, и только, прослушав постельный разговор Павловой с Пеплом, произвел некие выкладки и рискнул проверить их на прочность.
– А, простите… – От волнения у Михаила заплетался язык. Миша понурил голову, изучать золотящуюся щетину и алые прожилки в белках майора удовольствия не доставляло. Зато на глаза попалась заваленная экономными окурками «Примы» пепельница. «Ого!», – отметил младший лейтенант.
Мятый, но добрый майор Горячев готов был помочь и все сказать сам:
– Я в курсе, – победно объявил командир, – и сочувствую тебе, Миша. Видишь ли, Анастасия – любовница Сергея-Пепла!
Лейтенант открыл и округлил рот:
– Что-о-о?!
– Да, да… По последним оперативным данным…
Михаил с усилием собрал волю в кулак:
– И что?
– Что, что… Не знаем пока. Возможно, она работает на него. Кстати, у тебя в столе лишней магнитофонной кассеты не завалялось?
– Нет, этого быть не может!
– Вот, например, когда женщина старше любовника на тринадцать лет – тоже не каждый день встречается, – поддел провокатор Горячев, красноглазый, словно кролик.
Михаил проявил спортивную выдержку и промолчал. Но майора ни в коем случае не устраивал уход подчиненного в глухую защиту:
– Я чего боюсь, Миша. Она баба сильная, из мужиков способна веревки вить. Я вот думаю – может, она и тебя использовала? И если Пепел несовершеннолетних-то похищал, она могла способствовать… В конце концов, за ним не только это… А ты у нее на поводу…
Майор Горячев говорил обрывочно, но и этого хватало, чтобы лейтенант Игнатик усек намеки непосредственного начальника. Младший летеха опустил плечи:
– И что делать, товарищ майор?
– Ну, прежде всего, нашел бы ты себе другую. Даже искать не надо, у моего приятеля, полковника Мариновича, есть дочка, хорошая девочка. В школу милиции ее не могут принять потому, что она спортивные нормативы не тянет.
– Бегает медленно? – Грустно улыбнулся Михаил.
– Нет, видит плохо. Понимаешь ли, у нее на глазу отслоение сетчатки, это очень неприятно.
– Знаю… – обреченно протянул Михаил Игнатик.
Ему было не понаслышке известно, что такое отслоение сетчатки, у его одноклассницы, Кати Малышевой, диагностировали. Один глаз остается, каким был изначально – у Кати он был карим – а другой, больной, постепенно меняет свой цвет – например, как у нее, на тускло-зеленый, начинает косить, словом, медленно, но верно, умирает. Такую девушку Игнатику не захотелось.
– Благодарю, товарищ майор…
– У нее хороший отец. И приданое немалое: деньги, хата…
– Кривота, – в том же тоне продолжил Игнатик.
От такой наглости майор замолчал, непонимающе глядя на Игнатика.
– Благодарю, товарищ майор, я не достоин такой девушки.
– Это приказ.
– Я…
Но на самом интересном месте беседу прервал телефонный звонок. Миша понял, что беспокоят с небесных высот – майор снимал трубку по особому ритуалу.
Майор Горячев благоговейно приложил трубку к уху, ощутил себя придурком и засомневался в собственной вменяемости:
– Так ведь, товарищ генерал… Нам его приказали выпустить под подписку, – не смотря на полную растерянность, майор по особому ритуалу изгибал брови и говорил с особым придыханием.
– От кого шел приказ? – рявкнул на другом конце провода генерал Гришечкин.
Горячев уже ни в чем не был уверен:
– Э-э-э… От вас, – скорее не ответил, а спросил он, как отвечает учителю не знающий задания школьник.
– Послушайте, майор, – перешло на интимный монотон большое начальство, – неужели вы еще не усвоили, что не было того разговора? Это раз. Теперь уже можно не скрывать, Эсер вкалывал моим информатором, и вот его, который сделал добро вашему выкормышу, убили. И причем убил именно этот
