храброго офицера, вспомнилось мне. За окнами гаснет дневной свет. Старенький телевизор рябит в углу незаметно и спокойно, как догорающий камин. Пятеро мужчин за накрытым скатертью столом мерно постукивают алюминиевыми вилками о фаянс. «Доброго аппетита, джентльмены». То ли ради гостя, то ли по прихоти судьбы, но сегодня подали мясо, и не просто мясо, а хорошо потушенное мясо. Рыбоинспектор Илья, усмехаясь, сказал, что такое мясо грех водкой запивать, и наш гость тут же сказал, прошу вас, джентльмены, и извлек откуда?то из под стола темную бутылку. Я не поняла, чему все так радуются, но мужчины зашумели, задвигались. Это оказался «Рижский бальзам», и у каждого из этих суровых, по своему красивых людей оказались воспоминания, связанные с этим спиртным напитком.
И тут я всем сказала, что завтра пятница, и можно было бы съездить на пикник, на УАЗике к тем развалинам. Чагин сказал: «Да, обязательно, но тебе спать пора». Но сегодня вечером даже его немного смешная ревность показалась мне, мужественной и симпатичной. Я спокойно пошла к себе, и вот я тут, с вами.
4udestnaja пишет,
Пятеро суровых мужчин вечером и с крепким алкоголем, это конечно, да… Завидую тебе, Верка, черной завистью.
Fregat пишет,
Ах, Рижский бальзам, вкус моего детства.
4udestnaja пишет,
Я тут недавно автобус с ОМОНОМ застесняла. Они там стоят, обсуждают чего?то. Я прямо к ним туда, в автобус. Молодые люди, говорю, проводите девушку до дома, мне одной страшно, мало ли что… Они помолчали, потом, главный у них, здоровый такой, басом, как бык: «Так ведь светло».
Пишет EdelVerka.
Полдвенадцатого вечера. Только что в комнату зашел муж, и сказал мне: «Вероника, у меня сейчас некоторые неприятности, о которых я не хочу тебе рассказывать».
Тема: Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО СО МНОЙ.
Пишет EdelVerka.
Опять не сомкнуть глаз. Он…
Я даже не знаю, о ком из них двоих я написала это «он».
Мне казалось, что моя жизнь, плоха ли она, или хороша, но определена на годы вперед. Я сделала свой выбор и вышла за пограничника, старше себя на десять лет, с проседью на висках, и носящего очки в тонкой оправе, красиво сидящие на его тонком носу. Спокойный голос, когда он рассказывает о молоди осетра. И железной крепости руки, когда танцуем в ресторанном полумраке. Все это было, было так давно, когда я давала согласие стать Вероникой Чагиной.
Я честно радовалась, когда мы собирали вещи в городской квартире. Я улыбалась, когда увидела двухэтажные, покрытые желтой штукатуркой домики воинской части. Я умилялась, глядя на молодь осетра в рыбном хозяйстве неприятного Ильи, что в двух километрах от заставы. Никогда не забуду, как муж, подмигнув мне (чего он никогда раньше не делал), открыл неприметную дверь за бассейном с осетрятами, и повел меня по длинному узкому коридору, вымощенному почерневшим от времени кирпичом. Когда всего через четверть часа мы вышли из другой двери, которую я до того принимала за стенной шкаф на нашей заставе, я… Я хлопала в ладоши. Мне казалось, что я в средневековом романе, где есть заколдованные замки, подземные ходы. И конечно рыцари, и главный из них мой офицер Василий Семенович Чагин.
Сегодня ночью, он скрылся в этом стенном шкафу, успев, однако, пожелать мне спокойной ночи.
Наверное, тут все дело в доверии. Если человек не доверяет своих тайн мне, я не могу доверять ему свои. И самое страшное то, что на всей нашей заставе, во всех четырех желтых домиках и двух ангарах у меня и тайн?то никаких быть не может. Разве что влюбиться в заезжего гостя, закрутить гарнизонный роман:)
Для этого есть несколько причин: 1. Он моего роста, не будет смотреть свысока.
2. У него длинные черные волосы, которые можно накручивать на палец. Седины нет совсем.
3. У него хорошее зрение.
Он не уходит в полпервого ночи в стенной шкаф, у него нет подозрительных знакомых, одного взгляда на которых достаточно, чтобы задать вопрос, почему, если наш осетровый рыцарь так успешно придушил всю местную икорную мафию (о чем писалось в местной газете, и две грамоты на стене висят), так вот, почему этой черной икры никто никогда так и не видел, в том числе и в нашем гарнизоне?
Ну вот, пошутила, как?то легче стало на душе.
4udestnaja пишет,
Везет тебе. А у меня тоска. Третий час ночи, все фотки Бреда Пита в сети старые, жить не хочется совершенно. Завтра надо сходить на работу, на дорогах слякоть, все тает, тачка не мыта две недели. Не верь брюнетам, Эдельвейка.
EdelVerka пишет
Какой?то шум в стенном шкафу.
ТЕМА ЗАКРЫТА ДЛЯ РЕДАКТИРОВАНИЯ.
Тема: ЕГО ЗОВУТ ПАВЛИК.
Пишет EdelVerka.
Извини, Ham. В моей жизни слишком много Павлов.
Мы сидим на парапете, окружающему древнюю обсерваторию и едим салями с укропом. Вот именно, что непосредственно сейчас. У Павлика есть ноутбук, который подключается к Интернету по спутнику. Может быть это шутка, но впервые за полгода мне кажется, что я вырвалась из душной комнатенки и теперь передо мной целый мир. С пятиметровой стены видно далеко. И видно, что это не капустное поле, а степь, а в другую сторону желтый песок, настоящий кусок пустыни, а там далеко – сизая полоска воды, это Каспийское море. Наконец?то я его увидела.
Павлика сейчас рядом нет, он полез на следующую стену. Я немного испугалась, когда он предложил мне поставить ногу в первую расщелину желто – серого известняка, испугалась, но не отказалось. Нет, он не говорил со свинцовой властностью, не теребил проседь на висках, и не разводил руками «Ну, если у тебя характер слабый, Вероника…». Он просто своими юношески изящными и по – мужски сильными руками придержал за щиколотку и за каблук. Сказал, так, теперь вес тела на руки. Теперь вторую ногу на уступ. И я поняла, что уже забралась на полтора метра по стене, и оставшиеся три наверное тоже преодолею, если не буду смотреть вниз. А Павлик, просто был рядом.
Наверное в голове у меня что?то перевернулась. Еще когда утром мы выходили из гарнизона, я – совершенно точно – не испытывала никаких чувств. Просто хотелось забыть о тягостном кошмаре минувшей ночи. Утром мы с Чагиным обменялись всего парой слов. «Хочу прогуляться». «Иди прогуляйся, Вероника». Уже во дворе, я случайно поздоровалась с гостем. Настроение было дурацкое, и я просто сказала «Здрасте, джентльмены», и добавила, что по имени отчеству называть его не буду, потому что так их и не знаю. «В принципе, – сказал гость, – меня зовут Павлом».
И сам, без всякого повода с моей стороны, пошел по дороге в сторону развалин. Собственно говоря, тут всего одна дорога.
От салями хочется пить, но это даже приятно. Приятно пожевывать укроп и чувствовать легкую жажду, глядя на проглянувшее сквозь дымку солнце. Приятно саднят ладони, непривычные к лазанью по известковым валунам.
Наверное, что?то повернулось в моей глупой голове. Павлик резал карманным ножом колбасу, когда я сказала, что солнце снова выглянуло, пока мы сюда шли. И он сказал «Значит, не зря шли». И словно этих слов мне не хватало. Я начала рассказывать. Я рассказала, как мы познакомились с офицером Чагиным на благотворительном концерте. Я рассказала, как разругалась со всеми френдами, говорившими мне, что это безумие, ехать в чертову глушь стеречь осетров от браконьеров. Я рассказала, что кровати в нашей спальне ужасно скрежещут даже если просто перевернешься с боку на бок, и про вид из окна, и про интернет, где почтовый ящик грузится полчаса, и про подземный ход, из которого сегодня ночью появился мой муж, ободранный, грязный, со ссадиной на седом виске, держа в руках сломанную оправу очков, и сказал «Не волнуйся, дорогая, я просто ищу аптечку». Я объяснила, как это ужасно, подозревать, что офицер Чагин не охотник на браконьеров, а самый настоящий браконьер.
Павлик выслушал меня внимательно, и рассказал про мусульманского астронома Улугбека,
