врученная вам коммерческим директором казино «Олимпик» не далее чем два часа назад. Я ведь не оформляю протокол, Дмитрий Васильевич, я не веду запись беседы. Давайте будем откровенны.
– Давайте будем откровенны, Дмитрий Васильевич. У вас в кармане сейчас лежит толстая пачка бумажек зеленого цвета. Если сейчас посветить на ваши руки ультрафиолетом, кончики ваших пальцев станут светиться. А на каждой банкноте появится красивая фиолетовая надпись: «взятка».
Чиновник Хромин глубоко вздохнул – свадьба откладывалась. Совсем не так он выглядел пару часов назад, когда хозяйской походкой вышел из внутренних помещений казино «Олимпик» и прошел по игровому залу, небрежно кивая угодливо суетящемуся рядом менеджеру. В прекрасно сшитом костюме, хилый – и оттого еще более уверенный в себе, некрасивый – и тем более обаятельный, с дурацкой желтой прядью на лбу.
И оторвавшийся от созерцания катающегося по черно-красному колесу шарика Андрей Теменев отчетливо понял: это его шанс. Это интуиция, это везение. Это, в сумме с удостоверением, лежащим в кармане, выигрыш на зеро. Это деньги, которые за что-то там вручили этому сытому борову из власти другие сытые свиньи из криминального мира.
– Санитарные нарушения, – прохрипел Хромин, – их можно закрыть тридцать три раза.
– Вот видите, как просто говорить правду, – кривясь от собственного лицемерия, похвалил Теменев. И тут же почувствовал вдохновение – слова не нужно было придумывать, они рождались сами собой, естественно, как будто были правдой. – Именно поэтому я и здесь, Дмитрий Васильевич. Это ведь все не наша операция. Взяточников ловит УБЭП, им важно, чтобы у чиновников руки не светились под ультрафиолетом. А я, как вы понимаете, из другой организации.
Он вновь сунул красную книжечку под нос Хромину. Тот повел глазами и слабо простонал что-то утвердительное.
– Нас, Дмитрий Васильевич, интересует казино «Олимпик», которое можно закрыть не только за санитарные нарушения, уверяю вас. Поэтому я пришел прямо к вам, неофициально. Если вы согласны говорить со мной – хорошо. Если нет – что же, я звоню коллегам из УБЭП.
Хромин кивнул, желтые волосы лезли ему на глаза, он убрал их, пригладил пальцами.
– А… Деньги…
Теменев не ожидал, что главный вопрос будет задан прямо сейчас. Пришлось импровизировать.
– Деньги можете оставить при себе. Но прятать я вам их не советовал бы. Коллеги могут появиться, – он демонстративно поглядел на часы, – в самое неподходящее время. Впрочем, это уже ваше дело.
Оба умолкли. Оба напряженно размышляли.
– А… Может быть…
– Давайте решим сразу, – перебил Андрей, – мы сотрудничаем с вами? – дождался кивка. – Ну, если так, то, в принципе, я могу оформить изъятие вещдока без упоминания вашей фамилии. Но учтите, прикрывать вас мы не намерены.
На любом следовательском курсе вам расскажут, обучая ведению допросов, о могущественной силе бессмысленных фраз. Хромин вдумался в смысл, не смог понять, не осмелился переспросить и полез в карман. И вот тут Андрей Теменев допустил роковую ошибку. Он дружески улыбнулся и многозначительным тоном добавил:
– Нехорошо заставлять волноваться дочку вице-мэра…
Хотел таким образом дать понять: мы знаем куда больше, чем говорим. Хотел намекнуть: мы не враги, мы просто вытаскиваем вас из щекотливого положения. Поэтому сам не сразу въехал, отчего рука чиновника замерла за пазухой, а глаза глянули исподлобья.
Хромин ничего не достал из внутреннего кармана. Он потянулся к телефону. К обычному телефону, стоящему, за неимением в кухне стола, прямо на метлахской плитке под ногами – пока шел ремонт, по аппарату звонили строители. Завтра его уберут и заменят агрегатом с факсом и дюжиной мобильных трубок.
– Вы куда звоните, Дмитрий Васильевич? – спокойно осведомился Андрей, чувствуя горячую струйку пота, потекшую от шеи вниз, по позвоночнику. – Не нужно никуда звонить, Дмитрий Васильевич.
Хромин набрал самый простой номер. Две цифры.
Теменев вспомнил. Два месяца назад покушение на вице-мэра. Бензиновые разборки. Угрожали дочери.
«Урод недоделанный!» – обозвал себя мысленно Андрей.
– Алло, – дрожащим голосом произнес Хромин. – Ко мне только что пришел человек, называющий себя…
Андрей Теменев наклонился и резким движением рванул аппарат в сторону. Оборвались оба шнура: к розетке и к трубке в руках Хромина. В тот же момент Дмитрий Васильевич Хромин трубку отшвырнул и, высоко, по-бабьи, взвизгнув, метнулся прочь из кухни в холл, к незакрытой входной двери.
Святослав Васильевич Хромин сидел на кухонной табуретке, обхватив голову ладонями и закрыв уши. При этом голова его почти касалась лбом колен, борода щекотала лицо и руки, и вообще весь вид бывалого идеалиста заставлял усомниться в главенстве духовного величия над материальной непрухой. Стоило отодвинуть ладони от ушей, как из комнаты доносился голос Анатолия Белостока, по паспорту – Анатолия Беляша, а в пределах данной квартиры – Магистра Белого.
– И смешается кровь отроковицы невинной из племени, враждебного расе арийской! – торжественно и нараспев повторяли за Магистром несколько надтреснутых молодых голосов. Затем слышалось чоканье, как будто в соседней комнате поминали кого-то или справляли свадьбу.
Святослав Хромин притянул к себе стоящий прямо на грязном линолеуме телефон, поднял трубку и набрал простой номер из двух цифр. На второй Святослав задумался, не дал диску повернуться и нажал на рычаг аппарата.
«Что я им скажу? Что у меня в квартире завелась тоталитарная секта? Как тараканы, что ли, сами?»
С Анатолием Белостоком Хромин познакомился, как это ни смешно звучит, в парикмахерской. Не так просто, как кажется, подстричь бороду, если это не мальчишеский кустик, а настоящая православная борода. В непрекращающихся духовных исканиях между Бердяевым и Булгаковым Святослав как-то обнаружил парикмахерскую недалеко от Лавры, где на его глазах какой-то шустрый еврей равнял бороды жизнерадостным священникам, а в прейскуранте черным по белому значилось: «Бритье и стрижка бород и усов». Очередь оказалась совсем невелика, вернее, ее составлял один-единственный детина, пожалуй, ровесник Хромина, но не в пример внушительнее, хотя скорее материально, нежели духовно. Пятнистый, защитного цвета комбинезон на детине был застегнут наглухо, высоченные, похожие на сапоги черные ботинки и густая, нуждающаяся в очередной стрижке борода странно смотрелись при совершенно голом черепе.
– Садись, папаша! – дружелюбно рявкнул лысый. – За мной будешь! – и поглядел испытующе, словно Хромин должен был его узнать и, как минимум, попросить автограф.
Хромин сел в продавленное креслице.
– Сам, что ли, из попов? – осведомился человек в комбинезоне. – Белосток! Бу знакомы!
– Хромин. Историк, – коротко, не зная, как себя держать, пояснил Святослав.
– Историк? – восхитился Белосток. – Это, что ли, из этих?…
К «этим» собеседник отнес прошедших через приемную, переговариваясь, двух веселых батюшек. Один рассказывал про сбор подберезовиков в Дибунах, другой косился на Белостока, не замедлившего вскрикнуть:
– Бог помощь вам, попики любезные! – после чего поднялся, хрустнув плечами, и, без малого не своротив макушкой притолоку, протопал в зал, откуда тут же загремело: – Ну, здравствуй, Мойша! Что же я в тебя такой влюбленный?!
Надо было тогда же, и уйти, подумал Хромин. Ничего бы, походил денек с нестриженой бородой.
– Тебе куда, историк? – взревело за левым плечом, когда Хромин вышел из парикмахерской причесанный, ухоженный и пахнущий одеколоном шустрого еврея. – Давай подвезу! Давно бы спалили цирюльню, да Мойшу люблю! Но странною любовью! – захохотал Белосток.
Точно так же он хохотал на всех фотографиях в раздаваемой у Гостиного двора газетке «Арий». Иногда
