пояснил Петр Ивану Софронычу.
Через минуту прибежал мальчик с кипой газет и афиш.
— Вот теперь и почитать можно! — сказал Петр, разваливаясь в кресле. — Не прикажете ли? немецкую или французскую?
— Нет, мне русскую, коли есть, — отвечал Иван Софроныч.
— Есть и русская.
Он подал листок Ивану Софронычу, а сам принялся глубокомысленно читать афишу, потом пошевелил и листы газет, сохраняя важную осанку человека занятого и вникающего; пока он читал, у него несколько раз гасла сигара, и по знаку его негр подавал ему каждый раз горящую спичку.
Наконец около двенадцати часов раздался звонок из внутренних комнат. Иван Софроныч вздрогнул и вскочил, как потрясенный электрическим ударом; но Петр встал спокойно и медленно и, собирая газеты, сказал:
— Рано сегодня! Станет спрашивать, что в газетах… а я и не успел прочесть. — Что в вашей? — спросил он, взяв листок у Ивана Софроныча.
— Да ничего, — отвечал Иван Софроныч. — Всё такой вздор пишут.
— Да о чем?
— Да всё погоду бранят: говорят, что нехороша; да лавку Бакалейщикова хвалят: говорят, очень хороша.
— Славная газета! — сказал Петр. — Хоть никогда не читай, а как спросит, что в ней — говори: ничего, либо: лавку хвалят, — никогда не ошибешься…
— Да, конечно, — заметил Иван Софроныч, — для вашего брата — лакейства, — выходит, хороша, а господам, я думаю, скучно: совсем читать нечего в ней!
— Нет, и им нравится; вот мой барин, прошлого году, два месяца, не поверите, чем занимался: как только тут похвалят балыки ли, семгу, устрицы, вино ли, — он тотчас посылает купить…
— И что же? — спросил Иван Софроныч.
— Да всякий раз выбрасывали!
Иван Софроныч искоса посмотрел на газету, которая была предметом разговора.
— Зачем же покупать? — сказал он.
— Да уж я пробовал спрашивать. Я, говорит, хочу убедиться, точно ли всё то никуда не годится, что здесь хвалят.
— Ну?
— Ну и уверился. Теперь и название ей свое дал… как бишь? да! «Опытный предостерегатель»! А вынеси-ка, говорит, «Опытного предостерегателя» в прихожую… право! так всегда и называет ее!
Звонок раздался во второй раз.
— Ну, с богом, Петруша! — сказал Иван Софроныч. — Так доложи ему, голубчику, что, дескать, управляющий вашей милости, Иван Софроныч Понизовкин, прибыл из Софоновки с отчетом и оброчными суммами и желает представиться.
Петр ушел, а Иван Софроныч начал приводить в порядок перед зеркалом свою физиономию, ожидая, что его сейчас позовут. Но Петр воротился и выразительно произнес:
— Отказано!
— Что так? — сказал удивленный Иван Софроныч. — Да отчего же?
— Не в духе, — лаконически отвечал камердинер. — Сначала не понял даже, — прибавил он. — Какой, говорит, Понизовкин?.. Управляющий, говорю, что в Софоновку изволили послать. А! — говорит. Ну, пусть в другое время придет — теперь не время заниматься такими мелочами!
— Мелочами? так и сказал, Петруша?
— Так и сказал: мелочами!
— Да какие же тут мелочи? Сам ты посуди, Петруша, — возразил Иван Софроныч, горячась, как будто перед ним стоял сам владелец имения, — полторы тысячи душ, фабрика бумажная, два года никаких доходов не собирали; всё привел в порядок, долги уплатил, фабрику увеличил; до двадцати пяти тысяч будет давать; сенокосы какие; а земля, земля-матушка! да только живи да благословляй бога… и, слышишь ты: всё мелочи!!! Да что же у него не мелочи, скажи, Петруша?
— Так, Иван Софроныч, да, понимаете: не оттого, а уж такой карактер — месяц весел, и год целый весел, да вдруг как схватит его сплин… оно, понимаете, по-французски так называется, а по-нашему выходит — вроде черной немочи, — так день, два, неделю иной раз лежит, ничего не говорит, никого не велит пускать… почти в рот крохи не берет; разве вдруг спросит бутылку клеко, — выпьет и опять ляжет и еще сердитее смотрит…
— Так! — сказал Иван Софроныч. — Да отчего же такая болезнь происходит?
— А господь знает! Случается, приволокнется — ну, неудачи, что ли? Вот и слег… либо дуэль какая…
— Дуэль! — с ужасом воскликнул Понизовкин. — Разве он и дуэли имеет?
Камердинер захохотал.
— А то небось нет? Да как мы за границей жили, так, верите ли, месяца не проходило, чтоб не было дуэли. Бывало, придет домой и говорит: собирайся, через час едем! Уж и знаю — значит, недаром! И всё, понимаете, одна выходит притчина…
Петр лукаво усмехнулся и подмигнул.
— Господи боже мой! — произнес Иван Софроныч. — Да как он еще жив остался!
— Да ему всё нипочем. Раз десять ранен был — мигом поправится и марш опять дальше. Да то ли еще? Семнадцать раз ногу ломал — срастется, и пошел опять, словно ни в чем не бывало!
— Подлинно чудно! — сказал Иван Софроныч. — Ну, и теперь, стало, что-нибудь такое? — спросил он.
— Нет, дуэли не было. А вот что: сказать правду, так я знаю притчину.
— Что такое? — с живостью спросил Иван Софроныч.
— Боюсь! не любит, когда я о нем рассказываю.
— Ну да я никому, а может, пособить сумею.
— Вряд ли; дело-то, видите, такое…
— А что?
— Да уж сказать разве: попроигрался!
— Проигрался!
— Да. И денег у нас совсем нет, — чем платить?
— Ну, еще не беда. Я привез деньги — расплатится. А много проиграл, слышно?
— Да тысяч сто, должно быть.
— Сто тысяч! — воскликнул с ужасом Иван Софроныч. — Ну, не будет столько. Да как же его, сердечного, угораздило? Ведь большая сумма, большая сумма сто тысяч!
Раздался звонок.
— Ну, прощайте, Иван Софроныч! заходите!
Камердинер ушел к барину, а Иван Софроныч спустился с лестницы и, медленно пробираясь по тротуару, предался соболезнованию о проигрыше Тавровского. Иван Софроныч был так устроен природою, что чужое горе часто трогало его больше собственного, а если он кому-нибудь служил, то уж предавался ему душой и телом. Поэтому проигрыш Тавровского сильно озадачил его, и старик изыскивал в голове своей способы, как бы помочь беде. Ничего, однако ж, придумать он не мог. Тоска напала на него страшная, и он не знал, что делать. Не получив аудиенции у Тавровского, Иван Софроныч вздумал наконец навестить двух его родственников, которых имения находились поблизости имений Тавровского. Ивану Софронычу поручено было собрать и привезти в Петербург сведения о состоянии их. Здесь было больше удачи; старый князь, двоюродный дядя Тавровского, тотчас принял Ивана Софроныча и посадил; но тут ждал бедного старика новый удар. Между разговором князь спросил:
— А что Павел Сергеич? Видели его?
— Сейчас был у них, но не видал: сегодня не принимают.
— Бедный Павел Сергеич! — заметил князь. — Ему не до того: проигрался!
— Слышал, слышал, ваше сиятельство! — отвечал Иван Софроныч. — Скажите, какое несчастие! и,
