— Высоко; впрочем, вскочи на карниз: я поддержу тебя.
И Петруша, свесившись из окна, протянул руки. Аля подпрыгнула, ухватилась за них и, как кошка цепляясь по стене, стала одной ногой на карниз и, локтями придерживаясь на оконнице, находилась почти в висячем положении.
— Не упади! — заметил Петруша; и он придерживал ее.
Аня, указывая на стакан воды и хлеб, стоящий у окна, сказала:
— Ведь это он тебе выдумал такой ужин.
И, вынув из кармана своего платья кусок жаркого и белого хлеба и подавая Петруше, прибавила:
— А я вот что тихонько для тебя спрятала.
Петруша как бы нехотя стал есть; но по мере каждого куска он ел с большей и большей жадностью.
Аня глядела на него.
— А какой соус был сегодня за обедом? — жуя, спросил Петруша.
— Твой любимый.
— Ах, жаль! вот ты бы мне его принесла.
— Очень ловко! соус в карман положить! — смеясь, подхватила Аня. — Я и так боялась, что заметят меня. Ты знаешь, как Настасья Андреевна глядит за мной.
— Что она, рада, что я наказан?
— О нет! даже не ужинала.
— Вот хвастунья-то! а как уж грозила мне, как будто в самом деле злая.
— Она тебя любит, Петруша.
— Да я-то ее не буду любить, если она станет привязываться к тебе.
— Ах, Петруша! выпустят ли тебя завтра? мне так скучно.
— Пусть лучше меня продержат здесь с неделю, только бы отвезли в город и отдали учиться.
— Надо проситься.
— Хочет, чтоб я сказал, к кому я написал письмо, когда я сам не знаю!
— Скажи, что к Танечке.
— Ишь какая добрая! чтоб он пожаловался на нее! Лучше я скажу — к тебе.
— Изволь: я согласна! пусть меня наказывают, только бы тебя простили.
Голос у Ани задрожал, и она заплакала.
— Аня, что ты, о чем плачешь? — с участием спросил Петруша.
Плача, Аня отвечала:
— Настасья Андреевна уверяла его, что я всему виновата и что учу тебя лгать ему…
Аня, рыдая, склонила голову на окно. Петруша с сердцем топнул ногой и, наклонясь к Ане, сказал:
— Полно, не плачь: когда я стану учиться, я не позволю тебя так обижать.
В это время голоса за дверьми заставили их вздрогнуть. Локти у Ани соскочили; она скатилась вниз и, чуть не упав, пустилась бежать к себе в комнату.
Петруша долго не спал и видел, как Федор Андреич просидел всю ночь в креслах у окна, а утром он увидел его в постели во всей одежде.
На другое утро Аня, как ни хитрила, чтоб скрыть свои руки, расцарапанные при падении, но их тотчас заметил Федор Андреич и, сказав: «Куда вы это лазить изволили?», погрозил ей пальцем. За обедом он, неожиданно для всех, объявил, что завтра утром повезет Петрушу в город, что ему нечего делать в деревне.
Настасья Андреевна давно знала, что должна расстаться когда-нибудь с своим любимцем; однако это ей не помешало измениться в лице.
Селивестр Федорыч не доел жаркого и с ужасом глядел на хозяина; его жена закашлялась, как обыкновенно с ней случалось при всяком волнении. Федор Андреич, как бы заметив это, сказал учителю:
— Вы можете остаться у меня, пока не сыщете места.
Учитель встал и отвесил поклон, его жена сделала реверанс, и с новым аппетитом Селивестр Федорыч доел свое жаркое и взял двойную порцию пирожного, — верно, за своего ученика, которому в этот день отнесли обед в кабинет.
В доме сделалась суматоха. Настасья Андреевна на одной кладовой перебегала в другую, считала белье, и какие хитрости ни употребляла, чтоб проникнуть к своему любимцу, — всё рушилось о железную волю ее брата.
Ане тоже не было случая переговорить с Петрушей, потому что Федор Андреич целый день сидел у себя в кабинете, а когда смерклось, посадил ее читать. Ужин был подан ранее обыкновенного, и, прощаясь, Федор Андреич объявил, что поедет в город с Петрушей после завтрака.
Настасья Андреевна с вечера заказала любимые кушанья Петруши для завтрака и не очень покойно спала эту ночь.
Глава VII
Отъезд
Утром, собравшись к чаю, Настасья Андреевна спросила лакея, стоявшего у двери:
— Что, встал барин?
— Никак-с нет!
— Спит? — с удивлением поглядев на лакея, заметила Настасья Андреевна.
— Никак-с нет! — поспешно отвечал лакей.
— Что ты это зарядил свое «никак-с нет»! Поди, проси кушать чай.
И она стала заваривать чай.
Лакей не двигался с места и, запинаясь, сказал:
— Да… они-с в ночь изволили уехать-с!..
Все присутствующие недоверчиво глядели на сконфуженного лакея.
— Как, уехали?! а Петруша? — воскликнула Настасья Андреевна.
— Они-с тоже! — пугливо глядя на хозяйку, отвечал лакей.
— Как же ты меня не разбудил? — закричала Настасья Андреевна.
— Очень крепко запретил барин никого не беспокоить-с.
Настасья Андреевна опустилась в изнеможении на стул, а все присутствующие менялись удивленными взглядами и пожатием плеч, казалось лишась способности говорить. Посреди-то этой тишины со стола зажурчали ручьи воды. Настасья Андреевна забыла закрыть кран у самовара, заваривая чай. Все заахали, засуетились вокруг стола. Настасья Андреевна шумела больше всех, выбранив всех, начиная от Ани до жены учителя… Когда привели всё в надлежащий порядок и все опять уселись по своим местам за чай, на каждом лице заметно было напряженное усилие разгадать причину неожиданного отъезда хозяина и похищения Петруши.
Селивестр Федорыч находился в волнении, особенно подозрительном при его глубокомысленной неподвижности. Он напевал старичку обидчивым голосом:
— Что же, мной были недовольны, что ли? разве они не знают, что я семерых приготовил к экзамену?
— Уехал! — пробормотала Настасья Андреевна, неопределенно смотря на самовар.
— Не дал ни с кем проститься! — покачивая головой, в свою очередь рассуждал старичок.
Настасья Андреевна, услышав его, подняла голову; глаза ее запылали гневом, и она, задыхаясь, отвечала старичку:
— И даже не дать проститься с той, которая ему заменяла мать!
Руки ее судорожно сжались, и она тихо произнесла, как бы рассуждая сама с собой:
