вышла в сад.
И Марк Семеныч тоже последовал с детьми за сыном. Он вошел в комнату mademoiselle Анет, которая сидела у окна и, закрыв лицо платком, горько рыдала. Эжень, прибежавший первый, робко стоял в дверях. Марк Семеныч сказал детям:
— Подите и упросите ее, чтоб она перестала.
Дети бросились целовать и обнимать mademoiselle Анет, которая поспешно вытерла слезы, поправила волосы и сказала:
— Я готова…
— Вы и на меня сердитесь, — сказал Марк Семеныч.
— Уверяю вас, что, кроме благодарности и удивления моего к вам, я ровно ничего не имею…
— Вы забыли, может быть, ваше слово разделить со мной тягость воспитания?
— И я сдержу его, потому что я должна же чем-нибудь заплатить вам за то участье…
— Боже мой! не говорите со мной так. Вы для меня принесли жертву.
— Однако зачем их делать свидетелями, — заметила mademoiselle Анет, потому что дети с большим вниманием слушали их разговор.
И они пошли в сад; но не успели они сделать круг, как к ним навстречу шла Надежда Александровна и ласково сказала, обращаясь к mademoiselle Анет:
— А я вас искала.
— Я была в своей комнате, — отвечала mademoiselle Анет.
Надежда Александровна молча пошла возле нее. Она, казалось, хотела что-то сказать ей, но как бы не решалась… и вдруг она торопливо сказала:
— Вы, mademoiselle Анет, извините меня, я не хотела вас обидеть! — И, сказав это, она быстро отошла в сторону и заметила своей дочери, шедшей впереди:- Как я не люблю на тебе, Софи, этого платья!
Тавровский шел навстречу, и когда он встретил Надежду Александровну, то пытливо взглянул на нее, потом на mademoiselle Анет, которой он сказал:
— Я к вам с предложением: не хотите ли попробовать мою верховую лошадь? она очень смирная. Mademoiselle Клара уже подпрыгивает на ней и страшно кричит.
— Благодарю вас! в другой раз.
— Отчего же вы не хотите? — заметила любезно Надежда Александровна.
И все пошли на подъезд, выходящий на большой двор, посреди которого был огорожен луг с зеленой травой; в центре его красовались солнечные часы. Mademoiselle Клара, скривив талию, подпрыгивала на аршин от седла, смеялась, поддерживая свою гребенку в косе. Лошадь вели под уздцы, и она шла легкой рысью.
Дети стали проситься тоже сесть на лошадь, когда mademoiselle Клара сошла с нее. Тавровский сел по-дамски и прокатывал поочередно детей; Марк Семеныч ходил возле и останавливал Тавровского, когда тот скоро ехал. Mademoiselle Анет в это время крепче увернула свою косу, на что не без зависти смотрели Надежда Александровна и гувернантки; потом она надела длинную суконную юбку и ожидала лошади, которую подвел к ней Тавровский, спросив ее:
— Вы как садитесь, с лестницы?
— Нет, я и так могу, — отвечала mademoiselle Анет.
Тавровский так приподнял ее, что она с секунду стояла ногой на его руке. Сев на седло, она взяла повода и, оправив платье, повернула лошадь прямо, пришпорила ее и перескочила через перегородку в луг.
Послышались разного рода восклицания.
Тавровский кричал «браво!», Марк Семеныч: «Осторожнее!», дети, прыгая, били в ладоши, а дамы с удовольствием следили за mademoiselle Анет, скакавшей рысью вокруг. Она, казалось, одушевилась, то ехала рысью по-английски, то просто, — потом, подняв лошадь в галоп, сделала тур, пустила ее во весь карьер и неожиданно остановила перед Тавровским, стоявшим на лугу. Она бросила ему повода и спрыгнула на землю, так что дети вскрикнули, думая, что она упала с лошади. Похвалы сыпались со всех сторон mademoiselle Анет. Надежда Александровна сказала ей:
— Да, вы удивительная наездница! где это вы выучились так ездить?
— В деревне, один из моих родственников, хороший кавалерист, учил меня, — гордо отвечала mademoiselle Анет.
Надежда Александровна подняла брови и произнесла:
— А-а-а!
Марк Семеныч подошел в это время к mademoiselle Анет и сказал:
— Нет, я вам больше не позволю ездить верхом: вы ужасно смелы. Как можно, не зная лошади…
— Ах, как ты скучен с своими моралями! ну, читай их детям! — перебила его Надежда Александровна и закричала Тавровскому, скакавшему по-дамски: — Полноте! теперь вы нас не удивите своей смелостью.
Вечер прошел довольно весело. Приехали гости; но mademoisselle Анет удалилась, потому что детям было время идти спать. Прощаясь с детьми, Тавровский успел тихо спросить mademoiselle Анет:
— Извинялась?
— Кто? — невольно шепотом спросила mademoiselle Анет.
— Кому следовало.
Mademoiselle Анет ничего не отвечала.
Тавровский, взяв на руки Андре и целуя его, сказал ему:
— Поди и крепко поцелуй за меня мисс Бетси.
— Не хочу!
— Ну mademoiselle Клару.
— Не хочу, не хочу! — говорил ребенок.
— Ну а хочешь ли поцеловать mademoiselle Анет?
Ребенок протянул к ней руки. Mademoiselle Анет ждала его, только чтоб уйти, и когда брала Андре от Тавровского, то почувствовала легкое пожатие руки; она в волнении сказала:
— Вы, кажется, следуете общему примеру и тоже намерены мне делать оскорбления.
И mademoiselle Анет повела детей прощаться к Марку Семенычу.
Тавровский громко воскликнул:
— Неужели вы это серьезно думаете?
— Что такое? что такое? — кричала с другого конца гостиной Надежда Александровна.
— Mademoiselle Анет обижает меня, — отвечал так печально Тавровский, что вызвал смех детей.
— Бедный! а вы не умеете защититься! — насмешливо сказала Надежда Александровна, подходя к нему.
— Без вашей помощи — нет.
— Чем же она обидела вас?
— Не хочет ехать верхом завтра со мной.
— Какая обида! — с неудовольствием заметила Надежда Александровна.
Mademoiselle Анет гордо глядела на Тавровского и медленно удалилась с детьми.
Не без волнения пришла она к себе в комнату и, усевшись в креслы, о чем-то задумалась, что случалось очень часто с некоторого времени. Вошла горничная и подала ей записку.
— От кого? — спросила mademoiselle Анет.
— Мне подал Сергей, ничего не сказав, — отвечала горничная.
Mademoiselle Анет распечатала записку и стала читать. Лицо ее покрылось краской; разорвав, она бросила ее на пол и стала в сильном волнении ходить по комнате. Записка была от Тавровского, который писал:
«Вам показалось, что я хотел вас оскорбить. Я согласен, что, может быть, моя шутка была дерзка. Но клянусь вам честью, что в ней и тени не было того, что вы предположили. Это всё меня так поразило,
