Глухие удары немедленно прекратились. Изобразив самую милую из своих улыбок, она уже приготовилась было исполнить сцену — соседка останавливается у двери соседа, чтобы, как будто мимоходом, сказать «привет!» — но в то мгновение, когда дверь открылась, Эшли потеряла дар речи.
Миндалевидные глаза цвета ночи, чистые, как само небо, смотрели ей в глаза, и сила этого взгляда была так велика, что у нее перехватило дыхание. Эшли показалось, что он смотрит прямо ей в душу, слой за слоем снимая с нее самоуверенность, самообладание, самоконтроль — все те многочисленные «само», которые она так тщательно оттачивала в себе на протяжении двадцати семи лет жизни.
И только когда его взгляд заскользил вниз по ее телу, ум Эшли стал работать с присущей ему самозащитой, но даже и тогда им управляла не логика, а ослепительный фейерверк впечатлений, чувств, ощущений…
…Высокого роста, хотя, впрочем, мужчина вовсе не высок, наверное, что-то около метра семидесяти.
…огромной силы. Не той силы, которой прокладывают себе дорогу в жизни киногерои, а какой-то особой силы, животной грации… стойкости… внутренней силы.
…и…опасности.
…эмоциональной опасности.
Что-то сжалось у нее внутри, и Эшли ощутила внезапную слабость в ногах. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять: этот человек отличается от всех тех мужчин, которых она встречала раньше в своей жизни. И это отличие вовсе не сводилось к его столь необычным, экзотическим полуамериканским- полуяпонским чертам и к его уверенному и твердому взгляду, каким он сейчас смотрел на нее. Какая-то аура окружала этого человека, таинственная гипнотическая сила, зачаровавшая и не позволявшая шевельнуться.
Одет он был в черное с головы до ног, начиная от широкой джинсовой куртки, схваченной на талии длинным тяжелым двойным ремнем, мешковатых брюк и кончая его своеобразной обувью. Даже его волосы были черного цвета, а глаза — самого темно-карего оттенка из всех, какие ей когда-либо приходилось видеть.
Ниндзя. Словно эхом отозвалось в ее памяти.
Перед ней стоял человек, обладавший знанием тайн, доступных лишь избранным. Человек, способный на страшную и непредсказуемую жестокость.
Но перед ней стоял также и несомненно интересный человек.
Эшли поспешно отбросила эту мысль. Сейчас ей некогда интересоваться кем бы то ни было. Она поставила перед собой совершенно конкретные цели, она непременно должна выполнить некоторые обещания, и это значит, что о мужчинах и романтических приключениях следует позабыть. По крайней мере, на время.
И все же Эшли никак не удавалось успокоить внезапно участившийся пульс и ту дрожь, что пробегала у нее по спине.
— С вами все в порядке? — спросил мужчина, его голос оказался глубже, чем она ожидала, и более гортанным. — Вы так внезапно изменились в лице.
— Все в порядке.
За исключением того, что ее голос звучит так, будто она только что пробежала километр.
— Я просто, наверное, слишком быстро поднималась по лестнице.
«Да, да, вполне возможно», — подумала Эшли. Ее рот был подозрительно сух, а сердце стучало с невероятной скоростью. Да, должно быть, во всем виновата лестница.
Вот только она не могла припомнить, чтобы чувствовала то же самое до того, как открылась дверь.
— Вы занимались стиркой, — это было утверждение, а не вопрос, и они оба бросили взгляд на корзину, которая балансировала у нее на бедре.
К своему великому смущению, Эшли обнаружила, что ее нижнее белье лежит на самом верху: кружевные трусики и лифчики с оборочками-рюшечками демонстрировали как много — или как мало, на усмотрение, — она носит под верхней одеждой.
Он перевел взгляд с корзины на ее лицо.
— Я еще не был ни разу в подвале. Я ненавижу стирку.
— Я тоже, — призналась она, при этом ей удалось выдать некое подобие улыбки.
У Эшли появилось ощущение, что он пытается ее успокоить, смягчая словами то напряжение, которое она так очевидно испытывала. Эшли проклинала себя, что не оставила корзину у себя перед тем, как отправилась к нему. Но, с другой стороны, корзина делала визит более случайным.
— Я ваша соседка, Эшли Келер.
Она протянула правую ладонь, и он взял ее обеими руками, слегка поклонившись.
— Рад с вами познакомиться, Эшли Келер. Меня зовут Эрик Ньюмен.
— Я знаю.
Почти автоматически она ответила на его поклон своим, чувствуя какое-то непонятное смешение нерешительности и смущения. Это чувство ей сразу же не понравилось. Одним из любимых высказываний ее отца было: «Преимущество всегда остается за тем, кто принимает на себя ответственность». В данной ситуации она явно нуждалась в преимуществе.
Высвободив руку, Эшли взглянула Эрику прямо в глаза:
— Чарли Айлер был там внизу несколько минут назад. Он немного рассказал мне о вас.
— А, консьерж, — Эрик кивнул, его губы тронула едва заметная тень улыбки. — Он мне и о вас рассказывал.
Зная Чарли, Эшли могла представить, что он рассказывал: то, что она слишком много работает и живет без мужчины. А судя по тому, с какой энергией Чарли всегда пытается подыскать ей кого-то, он, возможно, уже предложил Эрику заняться ею. Мысль заставила ее съежиться, но Эшли тешила себя надеждой, что все это не так и Чарли ничего подобного не говорил.
— Не следует верить всему, что говорит Чарли.
Брови Эрика слегка приподнялись:
— А следует ли верить тому, например, что вы работаете в службе информации?
— Да, конечно. Я работаю у Штедфельда, — она сделала паузу, чтобы понять, вызовет ли у него это имя какие-нибудь ассоциации, но оно не вызвало никакого отклика, и Эшли продолжила: — «Штедфельд» — крупная фирма, базирующаяся в Чикаго, ее отделения — по всему Среднему Западу, включая и Анн-Арбор. Я директор.
— Вот как… — его взгляд резко переместился на ее волосы, золотые серьги, рот, вызывая у Эшли чувство совершеннейшего замешательства.
Машинально ее рука потянулась к заколке, словно для того, чтобы удостовериться, что та еще держит волосы. Затем она облизала внезапно пересохшие губы и сразу же пожалела об этом. Он замечал каждый ее жест.
Эрик улыбнулся:
— Чарли также сказал, что вы подолгу работаете и часто сверхурочно. Вам приходится допоздна задерживаться в офисе. Поэтому вы так поздно принимаетесь за стирку? Ведь уже, и в самом деле, довольно поздно.
— Это ваш способ пожелать мне спокойной ночи? — Но, возможно, он что-то другое хотел сказать, подумала Эшли. — Я надеюсь, что не слишком поздно постучалась к вам. Я бы не стала этого делать, если б не услышала музыку и шум из вашей квартиры и потому не заключила б, что вы еще не спите.
— Да, наверное, вы правы, еще не так уж поздно. Я занимался ката под кото.
Она взглянула поверх его плеча в открытую дверь, но смогла разглядеть только край черного кожаного дивана и низкий кофейный столик красного цвета.
— А что такое «ката» и что такое «кото»?
— Ката — это набор движений, определенная последовательность поз боевого искусства, чем-то напоминающая балет. А кото — японский музыкальный инструмент, разновидность арфы.
— Арфы? — Эшли почувствовала, что морщит нос, но тот инструмент, который она недавно слышала, явно не походил на арфу.
