– Свет… Лунный свет…
– Что надо делать, Чернецкой?
– Тут ничего… нельзя сделать… Кажется, уже проходит… Во всяком случае, лекарств тут нет… Ничего нет, вправду ничего… Сейчас… Я уже могу приподняться».
– Тебе лучше?
– Да. – Приходящий в себя Женя слабо, нехорошо усмехнулся: – Я пытаюсь выть внутри на невидимую луну.
12
Коувала… Маленькое финское местечко, навсегда оставляемое позади… Позади – одуряющая скука гостиничного безделья, скука, о которой потом будет вспоминаться с такой тоской, потому что она делилась на двоих… Коувала – маленькая точка перемещений Великого Кочевья, навсегда оставляемая позади…
Молочно-снежное утро, пронзительное ощущение Великого Кочевья, безотчетная тоска, которую вызывает в душе оставляемый навсегда случайный ночлег…
Туманная молочная даль – сероватые в утреннем свете снега полей, медленное мерное передвижение пеших и конных, скрип повозок и телег, нехотя плетущихся по почерневшему прибитому снегу тракта…
Дымок над высокими трубами ровных домиков из красного кирпича, кирпичные скотные дворы, сосны, сосны, черные в тумане кроны сосен…
И молчание, надо всем – молчание.
…Дорога постепенно рассеивает тоску, дорога ведет в начинающийся день… То там, то здесь – движение людской вереницы оживляет негромкий говор, то и дело слышатся оклики, вот уже донесся смех…
Сережа в белом полушубке, послав Серебряного, догоняет открытый автомобиль главнокомандующего, едет рядом, немного наклонившись к сидящему у левого борта Николаю Николаевичу, что-то говорит (по движениям губ Женя угадывает, что по-французски), сопровождая слова непринужденной улыбкой… Его Высокопревосходительство снисходительно улыбается в усы, извлекает из внутреннего кармана небольшую книгу, что-то говорит Сереже, тыча пальцем затянутой в перчатку руки в название на обложке… Короткая ответная реплика Сережи, сопровожденная почтительно-небрежным наклоном головы… Сидящий рядом с шофером офицер, судя по аксельбантам – адъютант, полуоборачивается назад с какой-то фразой, весело открывающей в улыбке ослепительно хорошие зубы, – офицер молод, лет двадцати пяти, у него тонкое красивое аристократическое лицо и безупречный пробор темных волос над высоким лбом… Николай Николаевич и Сережа смеются, даже полный пожилой полковник, сидящий рядом с главнокомандующим и до этого не принимавший участия в разговоре, тоже улыбается… Снова говорит Сережа, и на этот раз его улыбка становится обаятельно-виноватой… Николай Николаевич хмурится, затем о чем-то спрашивает адъютанта: тот отвечает в нескольких выразительно-серьезных фразах. Полковник смеется. Его Высокопревосходительство поворачивается к Сереже и делает рукой жест, недвусмысленно предлагающий удалиться с глаз долой… Сережа отстает от автомобиля и останавливается подождать Женю.
– Ржевский, чем ты изводил свое начальство?
Сережа смеется: в его порозовевшем на морозе лице – королевски не осознанная привычка ко всеобщей любви…
– На месте главнокомандующего я бы дал тебе возможность отдохнуть на гауптвахте…
– Он тоже начал было к тому склоняться, но Задонский выручил…
– Адъютант?
– Ну да… Господи, до чего же хорошо, что мы наконец выступили!
– Еще бы…
…Вечер… Жар иссеченного за день снегом лица… Тяжелая, радостная усталость проведенного в седле дня, не оставившая и следа от нервного напряжения тоскливых последних дней в Коувала. Райское почти блаженство маленькой раскаленной финской бани. Деревенская комната с неизменными перинами на огромных деревянных кроватях… На столе – остатки принесенного вестовым ужина. Жарко пылающий камин…
– А я был прав – не стоило сегодня идти в штаб-. – Сережа, сидя в качалке напротив Жени, лениво потягивал молоко из запотевшего стакана. – Кстати, давно забываю тебя спросить: каким образом ты в восемнадцать лет – подпоручик? Ты ведь не кадровый…
– Les peripeties de la guerre. – Женя, в наброшенном, как плащ, пледе, пошевелил кочергой ярко пылающие угли. – Точнее – La confusion de la guerre65. Прапорщик ведь тоже не очень штабное звание… Знаешь, о чем я сейчас думал? О куклах истории. Ведь забавно, по меньшей мере половина фигур, без которых нам немыслимо представить историю человечества, недоказуемо являются в действительности не более чем марионетками…
– То есть ты имеешь в виду, что за многими известными фигурами стоит что-то, скрывающееся в тени…
– Не что-то, а кто-то… За исторической личностью может стоять личность, не известная истории, но двигающая ее руками своей марионетки…
– Забавно… Не хочешь импровизацию на эту тему? Кстати, твой черед.
– Если выйдет на эту… Но тогда ты задаешь исходную точку.
– Сейчас… Донской монастырь!
– Ладно… – Женя снова пошевелил угли: по его склонившемуся над языками огня лицу побежали красноватые блики… – Попробую… Представь загородное имение – типичная постройка самого конца XVIII
