это произносилось не без удовольствия…
Со смертью Ольки что-то как будто ушло из стен Гороховки – это ощущали все… Даже недоброжелателям, не прощавшим Олькиного барства, стало его не хватать…
…Автомобиль резко остановился перед одноэтажным домом. Два окна были еще неярко освещены.
– Тьфу ты, надо было проехать пару домов мимо, – с досадой проговорил Володька. – Не вспугнуть бы…
– Кто там?
– За шведским мылом.
– Сейчас…
Дверь отворилась: на пороге стоял русоволосый молодой человек с военной выправкой. При виде чекистов он попытался захлопнуть дверь снова, но было уже поздно.
– У вас имеется ордер?
– Имеется.
Дина поняла, что никакой стрельбы не будет. За не покрытым скатертью дубовым столом, на котором в глиняном умывальном кувшине стояли три дымчато-белые розы на длинных стеблях, сидела – как показалось на первый взгляд – девчонка лет четырнадцати: в козьей шали на щуплых плечах и с золотыми, не пушистыми, но рассыпающимися в прическе волосами, собранными на затылке в узел… Девчонка что-то шила – какой-то маленький непонятный предмет, нет – понятный: это был детский чепчик… Ребенок тоже был в комнате – он спал невдалеке, в приспособленном под кроватку ящике комода… Вот как! Можно было не опасаться, что офицерик даст себя арестовать без звука.
– Сдать оружие!
Офицерик молча положил на стол револьвер – так спокойно, словно и не подписывал одним этим свой смертный приговор.
– Митя… Это – конец?
– Боюсь, что да. Слушайте, мадмуазель, я попросил бы Вас не курить в комнате, где находится ребенок.
– Нежности какие, не сдохнет. Скоро на корню ваше семя давить начнем. – Дина с непонятным для себя волнением следила за выражением лица продолжавшей свое шитье юной женщины: не изменится ли оно, не проступит ли в нем страх, страх от понимания того, что никто не сможет помешать ей, чекисту Дине Ивченко, разрядит маузер в это крошечное существо, бессмысленно раскрывшее на нее мутные голубовато-темные глаза… Дине хотелось этого страха. Лицо той оставалось спокойно; оборвав нитку, она расправила слабыми детскими пальцами готовую оборку. Офицер, презрительно усмехнувшийся на Динину реплику, сидел на краю стола, наблюдая за обыском.
«А если бы разрядить – как бы тогда запела, дрянь?» – Это напоминало прежние времена нахлынувшая ненависть сейчас захлестывала все Динино существо, но от этого было почему-то нестерпимо больно… И, что казалось совсем необъяснимым, было чувство, что в этой боли чем-то повинен Олька…
Олька… В Дининых ушах неожиданно (хотя такое случалось не в первый раз) прозвучал насмешливо плавный московский голос:
«Прежде всего – попытайся выбить его из седла, в котором он пока довольно крепко держится… А как ты думаешь – почему? Потому что он уверен, что под ударом только он… Лиши-ка его этой уверенности – и посмотрим тогда…»
«Арестовать вместе с ним?»
«Не будь дурой – девчонку надо оставить на свободе: даже если она сама не побежит к тем, кто еще остался, она нас все равно на них наведет… Думаешь, эти белоручки не станут пытаться выяснить, что с ней и с младенчиком?.. Соображать же надо! Только не делай от него секрета, что она останется в виде приманочки… Уразумела?»
Как хочется, чтобы эта дрянь перестала корчить из себя принцессу!
– Ну что!
– Ни бумажки… Пусто.
– Ладно. Давай-ка я сама подмахну ордерок – и господину Николаеву придется проследовать с нами… Что же касается мадам с сосунком – то их мы брать не будем, во всяком случае – пока…
– Слушай, Ивченко, – Володька Ананьев выглядел взволнованным. – Твое слово, конечно, решающее, но подумай все-таки, ты не впадаешь в дамские сентименты? Подумай – у нас в руках великолепная возможность развязать ему язык… Какого черта ей не воспользоваться?
Дина краем глаза заметила, что у побледневшего офицера по-мальчишески задрожали губы.
– А такого, Ананьев… Неужели непонятно, что за сегодняшнюю ночь мы, вероятнее всего, не всех заметем? Пусть останется приманкой… Они непременно клюнут… Даже если заметят, что стережем… Особенно если заметят. А потом, само собой, заберем… Еще бы не забрать. Просто вместо одной возможности у нас появляются две… – Дина говорила твердо отчеканивая слова.
– Ну ты даешь, Ивченко! Не зря тебе абардышевское место доверили – его школа!
– Потому и доверили. Остаешься стеречь – с Климовым и Белкиным: ты в квартире, они – во дворе. Само собой, если мадам вдруг захочет кого навестить, ни в коем случае не задерживать – пусть идет… Вряд ли захочет, конечно. Сами придут… Давать войти в квартиру… Инструкции ясны? Поехали.
– Tout ira bien, ne t'inquinte pas, cheri85, – негромко произнесла Мари, глядя в глаза Мите.
«Ближе к повороту на Гороховую – попытаюсь выскочить из автомобиля и в подворотню у аптеки – темно… Если хоть кто-нибудь не арестован, через час я буду вооружен, и тогда… тогда можно попытаться их вырвать… Если меня убьют при попытке выпрыгнуть – по крайней мере Мари с ребенком не будет
