– А как же моя кошка? – спросила Энн, когда Блэйкмур закончил.
– Это совсем другая история, – Энн заметила, как напряглось при ее словах лицо детектива. – Имеется определенное сходство между ранениями, нанесенными обеим женщинам, и характером травм твоей кошки. Но разрезы на кошке... – тут Блэйкмур заколебался, но употребил то же самое слово, которое пришло ему в голову накануне, когда он в первый раз увидел кошачий трупик. – Эти разрезы выглядят куда более аккуратно. Космо говорит, что в данном случае злоумышленник пользовался чрезвычайно острым инструментом – возможно, бритвенным лезвием или скальпелем. Кроме того, он утверждает, что края раны значительно ровнее, нежели в предыдущих случаях.
Марк старательно избегал встречаться с Энн глазами, пока произносил свою речь.
– Космо говорит, что если кошку убил тот же самый человек, который убил женщин, то к тому времени он научился пользоваться орудием убийства куда ловчее, чем прежде.
– Понятно... – протянула Энн. Она была поражена.
– Но Космо также говорит, что кошку мог прикончить совсем другой человек, – закончил Блэйкмур. В его голосе послышались странные нотки, и Энн вопросительно подняла на него глаза.
– Мой муж, к примеру, – договорила за Марка Энн. Она никак не могла забыть молчание, которое установилось во дворе, когда там появился Гленн с пластиковым пакетом в руках. Поскольку Блэйкмур промолчал, Энн решила, что сейчас самое время рассказать детективу о загадочном тексте в ее компьютере.
– Тот, кто убил Кумкват, оставил спои след в моем компьютере, – закончила она свое повествование. – Но тот, кто это сделал, знал о компьютере и программировании значительно больше, чем Гленн. Он умеет работать с парочкой программ, но совершенно не умеет программировать. У нас дома электроника – моя забота.
– Но ведь ты подумала о нем? – наставительно сказал Блэйкмур.
Энн едва не пожалела о том, что рассказала детективу о странных словах, заключенных в рамку, неожиданно возникших на мониторе, но скрывать такую важную информацию она просто не имела права.
– А что мне оставалось делать? – спросила она. – Ведь Гленн находился в доме в течение всего дня, причем в одиночестве, – Энн рассмеялась при этих словах, но смех ее прозвучал несколько зловеще. – Я даже обыскала дом в надежде обнаружить следы пребывания другого человека.
– Но ничего не нашла, – подытожил Блэйкмур. Энн кивнула.
– Что же дальше?
– Дальше? Обычная рутина, которая практикуется в такого рода случаях, – произнес детектив. Хотя Энн приходилось слышать подобные слова раньше – она, можно сказать, выучила их наизусть, – холодный озноб пронизал осе ее тело. – Мы будем продолжать поиски, хотя, признаться, фактов у нас крайне мало.
Марк замолчат, и вместо него тираду завершила Энн:
– И будем ждать, когда он убьет еще кого-нибудь, в надежде, что на сей раз он совершит ошибку.
Блэйкмур утвердительно кивнул, но не добавил ни слова. Молчание затянулось, и Энн решила наконец его прервать.
– А если его следующей жертвой стану я? – спросила она поднимаясь. – Что, если он убьет меня или кого-нибудь из моей семьи?
Неожиданно для самого себя Марк Блэйкмур обнял Энн за плечи.
– Тебя не убьют, – сказал он. – Я этого не допущу. Энн на секунду захотелось прижаться к могучей груди, но она пересилила себя и отпрянула. Потом она взяла свое пальто и большую кожаную сумку. Вдвоем в полном молчании они вышли из офиса судмедэксперта.
Ни мужчина, ни женщина не могли найти нужных слов, чтобы нарушить молчание.
Глава 43
Гленн Джефферс с самого момента пробуждения понял: с ним что-то не так. Его одолевало странное чувство, пронизавшее, казалось, не только его мозг, но и тело: хотя он отлично спал ночью, сознание не до конца повиновалось ему и он оставался как бы в полусне. Во всем теле Гленн чувствовал непонятное утомление, будто он не отдыхал вовсе. Откуда, спрашивается, такая утомляемость? Ведь он только и делал, что отдыхал с тех пор, как перебрался из госпиталя домой.
Причина, как он считал, заключалась в том, что ему все до чертиков надоело – он самым элементарным образом изнывал от скуки. Он ведь всегда вел активный образ жизни: рано вставал, отправлялся вместе с Энн бегать, а затем проводил целый день на работе, от которой отрывался только для того, чтобы в обеденный перерыв сыграть партию в рэкетбол с Аланом Клайном. После работы он шел домой, запирался в комнатке рядом с гостиной и до вечера чертил, согнувшись над чертежной доской. Если на дворе стояло лето и темнело поздно, он отправлялся с Кевином в парк, чтобы поиграть с ним в мяч.
Таким образом, к безделью он приучен не был, и поэтому, проснувшись поутру и проводив Энн и детей, он вдруг ощутил, что на него в буквальном смысле слова давят потолок и стены. Гленн пошел на кухню, чтобы прибраться, и там за работой пришел к выводу, что это проявление клаустрофобии. Но, помимо клаустрофобии, он замечал в собственном состоянии и еще кое-что, чему не находилось рационального объяснения.
У него в голове все странным образом перемешалось, и время от времени из этой круговерти всплывали фрагменты странного сна, который приснился ему перед самым пробуждением. Это было одно из тех неприятных сновидений, когда человек осознает, что спит и видит сон, но не может ничего сделать, чтобы избавиться от навязчивых образов, завладевших его сознанием.
На этот раз в его сознании всплывали обрывки ранее пережитых событий. Он видел тело Джойс Коттрел, трупик Кумкват, потом возник образ Марка Блэйкмура, который осуждающе на него смотрел, словно подозревая в убийстве не только несчастной Кумкват, но и соседки. Когда же Гленн наконец сбросил с себя остатки сна, неприятное чувство не проходило. Вокруг него по-прежнему витали смерть и насилие, что живо напомнило ему атмосферу, стоявшую в доме в то время, когда Энн вплотную занималась Ричардом Крэйвеном.
