С тоской предателя в глазах
Приведенная в Россию гражданская война вновь поставила в центр внимания
Второй важный симптом — отношение к репортерам военных в Чечне. Почему это они отпускают им затрещины, ломают их камеры, а то и пугают их автоматом? Деятели ТВ видят в этом «руку Москвы» — мол, демократы-начальники желают зажать гласность и велят солдатам травмировать репортеров. Полноте, господа, солдаты умеют и от более важных приказов увильнуть. А тут, видно, если и был такой приказ, он почему-то пришелся по душе и выполняется с радостью. Что же случилось? Ведь это уже не ненавистная Советская Армия, не кованый сапог тоталитарного режима, на борьбу с которым репортеры ТВ вышли как довольно сплоченная группа! Это уже армия, подчиненная вам, демократам, выполняющая ваши приказы. Армия, у которой уже изъято ядерное оружие и складировано под охраной элитных контрактных частей в таком состоянии, что его уже не привинтить к ракетам и не подвесить к самолетам.
А ведь ни в Красной армии, ни в Советской, какими бы «нецивилизованными» они ни были, репортеров не били, к ним относились бережно и любовно. Вот бы Киселеву задуматься над этим парадоксом да спросить экспертов, если сам не понимает, в чем тут дело. Впрочем, он и экспертов подберет, каких надо, да и сам все прекрасно понимает. Дело в том, что армия, какие бы приказы ей ни приходилось выполнять и в какую бы форму ее ни обряжали, остается самым консервативным порождением России и не может вытравить из себя сокровенные представления о Добре и зле. А ТВ, напротив — самая мобильная структура, оно быстро сбросило с себя советскую шкуру и предстало как космополитическая, а пожалуй что и все более антинациональная сила. Как соглядатай и организатор нашего российского горя.
Попробуйте снять сегодня кордоны ОМОНа около Останкино — толпы людей приедут, чтобы оплевать или прибить кое-кого из репортеров. Так солдаты и офицеры в Чечне — это те же мы, только еще в состоянии страшного эмоционального напряжения, да втравленные в самую грязную часть той программы, в которую и все мы втравлены. И когда в пределах досягаемости появляется ТВ без охраны ОМОНа — разве не естественно ему получать подзатыльники? Потому что это —
Конечно, я говорю не обо всех, и даже вообще не о лицах, не о винтиках вроде Сорокиной или Киселева (хотя и винтик винтику рознь). Я говорю о системе, которая может действовать против воли многих работников ТВ как
ТВ, которое, подчиняясь невидимой дирижерской палочке, навязывает нам нужную этим воротилам точку зрения, которое, если надо, порочит не только Руцкого или Стародубцева, но и министров-демократов, которых вчера превозносило. Которое отрезает народ от слова и мысли практически всех общественных деятелей, представляя их отдельными, вырванными из контекста фразами или даже обрывками фраз. В лучшем случае, смонтированными интервью с заданными вопросами, явно уводящими от сути дела. ТВ, которое ставит над нами эксперименты, позволяя затем наемным социологам изучать нашу реакцию.
Зачем, например, два раза в год запускают передачу о предателе Власове как «честном борце со сталинизмом»? Прекрасно известно А.Н.Яковлеву, что образ Власова «не прижился». Так не в нем и дело. Он используется для измерения уровня раздражения, как кислота, на которую реагирует лапка лягушки. Идеологи регулярно делают замеры — как реагируют на эту кислоту разные категории населения: молодежь, офицерство, рабочие. Вычисляется динамика, прогнозируется момент слома национального самосознания. Когда средний студент МГУ скажет, наконец: «Ну что ж. Предатель — это ведь как посмотреть».
Те деятели ТВ, которые его олицетворяют и безраздельно господствуют на экране, нисколько и не скрывают главного: что они целиком поддерживают курс на радикальную либеральную реформу в России и на «возвращение в цивилизацию». Этот новояз означает курс на слом основных устоев российской цивилизации — хозяйственных, культурных и духовных, на полное раскрытие страны переваривающему воздействию именно Запада. Ведь даже главное орудие этой программы — режим Ельцина — критикуется ТВ именно за колебания, за «откаты», за компромиссы.
Между тем, многими независимыми и перекрестными исследованиями показано, что как минимум 85% населения сознательно отрицают этот курс, считают его губительным. Да, эта масса людей, сохранившая присущие России культурные стереотипы и архетипы, смущена и расколота идеологически. Поэтому она не может выделить из себя организованное и стойкое оппозиционное движение, во многом благодаря работе ТВ. Но ведь эта масса не может не быть враждебной главным установкам ТВ как системы. И не надо притворяться «гонцом», честно приносящим переданное ему послание. Не такие уж люди глупые.
Вот типичный случай. 22 июня 1992 г. около Останкино собралось тысячи две человек, отделенных от телецентра 10-тысячным кордоном ОМОНа, собак, грузовиков. Наблюдая это интересное зрелище, я обратил внимание на телеоператора с умным интеллигентным лицом. Он внимательно рассматривал толпу и, найдя особенно колоритную и непривлекательную фигуру (возбужденную растрепанную женщину, убогого или явно ненормального человека), продвигался к ней и долго снимал своей камерой в разных ракурсах. Понаблюдав за ним минут пятнадцать, я подошел и спросил, не чувствует ли он моральной ответственности за явное искажение реальности, дезинформацию общества, да еще ведущую не к умиротворению, а к расколу. Он явно не ожидал «такой постановки вопроса» и даже смутился, начав что-то лепетать о жанре телеискусства. Но в следующий момент появились человек пять обычных с виду молодцов в штатском и оттерли меня от «деятеля телеискусства».
Но сегодня это показалось бы детской шалостью. Сделан огромный шаг вперед. За один день я по разным программам
Один мой дядя из Семиречья с детских лет прибился к Красной армии и десять лет воевал с басмачами. Там всякое бывало — но не было задачи стравливать русских с мусульманами, и никто не сыпал соль на раны, рассказывая об отрубленных головах. Потому-то ту войну наши народы преодолели. Сегодня мы видим совсем другую установку — и за это благодарить наше ТВ?
А что мы видим из телерепортажей о Чечне? Вот тропинка вдоль разрушенного дома, вдалеке от боя. По этой тропинке бегут какие-то люди, за ними следует камера. Камера дергается, люди выпадают из кадра, сбивается фокусировка. Все так, будто оператор, в страшном волнении, под огнем снимает реальность.