Когда вошел в коридор, В. М. спускался справа по лестнице. Он в новой голубой рубахе.
— Как на губернском празднике, — говорю, поздоровавшись и расцеловавшись.
— Стараемся, — отвечает Молотов. — Кто теперь лучший из поэтов? — спрашивает он.
— Лучшие умерли, — отвечаю.
— Мартынов умер?
— Умер. Ушли Твардовский, Смеляков, Тихонов, Пастернак…
— Пастернак тоже умер?
— Умер давно.
Молотов забыл об этом. Или не уследил.
Я рассказываю ему о том, что у нас в издательстве «Советская Россия» выходит сборник «Критика 20-х годов». Один из авторов — Н. Осинский. В 1921–1923 годах он был заместителем наркома земледелия, в 1923–1924 годах полпредом в Швеции, в 1929 году работал заместителем председателя ВСНХ. Литератор, критик.
— Это его псевдоним, — говорит Молотов. — Настоящая его фамилия Оболенский. Валериан Валерианович. С аристократической такой замашкой.
— А статьи интересные писал?
— Все-таки, конечно, небезынтересные, потому что он человек культурный и начитанный. Писал в «Правде». Он правый, но с капризами.
— Оппортунист?
— Оппортунист. Он о себе был очень высокого мнения. Старался — не получалось. А так — не нашел себе дороги.
— Вы знали его?
— Довольно хорошо, да.
— Я и подумал, раз он такие посты занимал, значит, вы должны его знать.
— Да, да. Он придерживался демократического централизма, как тогда говорили. Теперь это неизвестно. Московские большевики входили туда.
— А как он закончил жизнь? Настораживает год смерти — 1938-й. Не попал ли он?
— Возможно. Я не знал. Он был в демократическом централизме — неизвестно вам про это? Корчил из себя много. Оболенский. Из дворян, конечно.
— Год смерти — 1938, — повторяю я.
— Наверно, он был арестован. Он с Бухариным был связан. Не всегда удачно поступал. Он неудачник…
— Мне кое-кто говорит: ты лучше спроси у Молотова о его любимой резолюции 1937 года в верхнем углу листка: «Расстрелять»… Я не знаю, была ли такая резолюция?
— Конечно, были допущены ошибки серьезные, — отвечает Молотов. — Но я считаю, что это было необходимо. Это, я считаю, неизбежность.
— Но вам давали эти списки, вы подписывали?
— Да, давали.
— Наверно, крупных лиц?
— Большей частью такие, конечно. Был период, когда пошли такие оппозиционеры, как Троцкий, Зиновьев, Каменев, вот такого направления. Бухарин, Рыков, Томский… Много лет члены Политбюро. Ну, может, не много лет, но все-таки порядочное количество лет, и они имели влияние, у них были сторонники.
Старался Шверник
— Вот в чем обвинял вас Шверник на XXII съезде…
— Ну, ну.
Читаю Молотову отрывок из речи Н. Шверника:
— «Товарищи, XX съезд внес новую струю во всю нашу жизнь. Программа партии по-ленински решает самые кардинальные теоретические проблемы, опираясь на жизнь, исходя из жизни… Программа дает могучий импульс для углубления изучения жизни, для дальнейшего обогащения революционной теории… С этого пути партию пыталась сбить антипартийная группа догматиков и раскольников в лице Молотова, Кагановича, Маленкова, Ворошилова, Булганина, Первухина, Сабурова и Шепилова».
(Что любопытно: Молотов в этом перечне идет первым, а не как в официальном сообщении «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова». К тому же назван полный состав «группы» — в 1957 году Хрущев побоялся это сделать. —
— Все Политбюро почти, — говорю я Молотову. — И главное, с чего вы пытались сбить партию, как говорит Шверник, — с Программы, по которой мы должны жить при коммунизме в 1980 году!
— Да, да, — говорит Молотов. Мы дружно смеемся.
— Теперь это уже смешно, потому что Программа провалилась полностью.
— Меня особенно осуждают, — говорит Молотов. Я продолжаю читать вслух речь Шверника:
— «…Эти лица всячески противились осуществлению генеральной линии партии, намеченной XX съездом. Партия дала решительный отпор презренным заговорщикам».
— Старался Шверник, — замечает Молотов.
— «В 1937 году, когда внутренняя обстановка в стране характеризовалась большими успехами хозяйственного и культурного строительства и укрепления морально-политического единства советского общества, Молотов «теоретически» обосновал необходимость усиления борьбы с так называемыми врагами народа».
— Так называемыми, — усмехается Молотов.
— «…и лично участвовал в осуществлении массовых репрессий. На февральско-мартовском Пленуме ЦК в 1937 году Молотов говорил: «Особая опасность теперешних диверсионно-вредительских организаций заключается в том, что эти вредители, диверсанты и шпионы прикрываются партийными билетами».
— Это факт, — подтверждает Молотов спустя сорок пять лет. — Прикрывались.
Беседа с маршалом Головановым
Сегодня поехали к Молотову в Ильинское с Шотой Ивановичем Кванталиани и Александром Евгеньевичем Головановым.
День выдался теплый. Голованов высоченный, в темной куртке, без шапки, Шота среднего роста, широкий, тоже без шапки.
Мы сели в усовскую электричку. Я достал свежий номер «Комсомолки» — интервью с Г. К. Жуковым. Корреспондент В. Песков задает вопрос: «Не было ли опасным держать управление решающим сражением
