уговорить Молотова, который отмахивался: «Надоело мне всю жизнь бороться с оппонентами!» И все-таки согласился принять еще одного.
Беседа продолжалась около четырех часов, были заданы самые острые вопросы, ни один не остался без ответа.
После встречи по дороге к электричке собеседник сказал: «Побывать у Молотова — все равно что впервые попасть за границу. Если человек был настроен антисоветски, он еще более станет антисоветским, если убежден просоветски, сильней укрепится в своем убеждении. Любить его я не стал, но я потрясен его умом и реакцией. Да, этим ребятам, — задумался он, — пальца в рот не клади — отхватят! Какой же был Сталин, если у него был такой Молотов…»
«Распускать организацию…»
— Я не за то, чтобы всех жуликов сажать, а чтоб было время и с ними поиграть немножко. Играли с Троцким, играли с Бухариным. И сейчас тем более надо, так сказать, проявить неторопливость, а разумность.
Говорим об оставшемся на Западе заместителе министра авиационной промышленности Федосееве.
— Нестойкий? — говорит Молотов. — Жулик. Человек не признавал этого строя и считал, что все это ненадолго, поэтому хватай, бери, воруй! Как устояла Советская власть?.. Все это выдержать надо было. Сколько всякой гнили, дряни около власти бывает!
…Говорим о Щелокове, о жуликах, попавших под суд.
— Они подлежат расстрелу, — говорит Молотов. — Где была партийная организация, членами которой они были, почему это не обсуждается?
— Руководство не критикуют. Знаете, как сейчас выбирают?
— Я кое-что знаю.
— Вас, между прочим, обвиняют, что вы ввели эту систему — нельзя критиковать руководство.
— Это люди, которые и сейчас готовы защищать тех, — говорит Молотов, — которых надо судить и казнить. Способ такой нашли.
— Обвиняют и Ленина сейчас. Пошло дальше.
— До Господа Бога? — спрашивает Молотов.
— И рано революцию вы сделали, и не надо вообще ее было делать.
— Это не сейчас, это и до революции так начали говорить.
— До революции начали, а потом вы заставили забыть это.
— Забыть не заставишь.
— Но все-таки вы сильно прижали.
— В некоторой мере — да. Почему в парторганизациях все эти руководители не обсуждаются, как это могло сложиться? Но это не так важно, что свершилось, а почему это свершилось, надо объяснить.
— Тогда очень много копать надо.
— Немного. До Ленина не докопаетесь, и до Сталина не докопаетесь.
— Но ведь и при вас не было, чтоб верхушку обсуждали, — говорю.
— Хорошо. А теперь нужно, потому что допустили много очень таких вещей. Нельзя. Это непонимание демократизма, нежелание быть самостоятельными в этих вопросах… А вот не обсуждают этих вопросов. Нельзя это. Надо обсуждать.
В случаях воровства и взяточничества надо распускать всю первичную организацию, исключив ее членов из партии.
Отвечай по суду
— Отвечай по суду за свою лень, безответственность, нежелание работать. Работать надо заставлять, — говорит Молотов.
— А кто будет заставлять?
— Ни во что не верите, какой же вы коммунист? — обрушивается на меня он. — Ни во что не верите! Заставлять нельзя, люди не верят… Вот так все прониклись мещанскими настроениями, не верят в социализм. Это очень широкое распространение имеет.
— Я смотрю на реальную жизнь.
— Вот вы реалист, а Ленин не был реалистом? Но он верил и победил! А с такими настроениями нельзя победить. Это у вас временные сомнения, и просто вы не жалеете пустых слов иногда в свободное время. Это минутные разговоры.
— Не жалею, потому что выговориться хочу.
— Он переживает за то, что часть людей у нас неудачно сложилась по характеру, — вступается за меня один из гостей.
— Это еще долго будет, — соглашается Молотов. — Я знаю, что Феликс — один из лучших моих друзей, поэтому я его ругаю только потому, что и временно не «адо впадать в такие пустые разговоры. Это пустой разговор в пользу бедных. Он и сам в это не верит, но бросается словами.
— Ищем истину, — говорю я.
— А вот истину надо искать. Только надо серьезно к этому относиться, иначе ее не найдешь, она спрячется. Обязательно спрячется. А потом придут контролеры: то ты не сделал, то не выполнил… Тут качество неподходящее, количество тоже…
— Мы переживаем за то, что часть людей на больших постах неудачно сложилась, а это очень на многое влияет, — подает реплику гость.
— Господи боже мой! — восклицает Молотов. — А это обязательно будет, потому что никакой Бог не может все это правильно растасовать, расставить, а мы хотим готовенькое глотать.
— Часть дел страдает из-за этого.
— Совсем не поэтому, — возражает Молотов. — Потому что у нас порядка нет. Много говорят, но мало делают. Когда-нибудь жизнь заставит делать то, что надо.
— А мы страдаем из-за того, что кто-то неудачно что-то…
— Мы не страдаем, а только разговариваем о страданиях, — делает вывод Молотов.
Беспартийный — это рыхлый человек
Я пришел к Молотову с братом Александром. Он работает на военном заводе.
— Ну конечно, среди коммунистов есть очень разные люди, я уверен, — рассуждает Вячеслав Михайлович. — У нас на заводе как к этому относятся? — спрашивает он Александра.
— А у нас особо не смотрят, — отвечает он.
— Как — не смотрят?
