Говорим о литературе
— Залыгин — интересно, но бесперспективно. Едва ли стоит читать. Исторически не мешает познакомиться. Каждая вещь имеет свой интерес, но не каждая вещь помогает жить дальше, развиваться.
Есть ненависть, которая мешает чувствовать.
Мало революционности в молодежи сейчас.
Революционные качества разнообразны, как и реакционные, но гораздо богаче. Очень развито мещанство, приспособление.
— говорит Молотов.
20.72.1977
Валентин Распутин
— С кем из писателей встречаетесь? — обычный вопрос Молотова.
— Многих вижу. Распутина видел недавно.
— Он каких настроений? Пессимистических?
— Нет, он борется сейчас за сибирские реки, против поворота их в Среднюю Азию. Ездил в Москву, пытался к министру пробиться. Пропадет Сибирь без этих рек. А азиаты требуют себе — у них не хватает воды.
— В том-то и дело. Трудностей много.
— Байкал погубили, комбинат построили. Мне космонавты рассказывали, что из космоса на Байкале видна черная полоса — вопреки очистным сооружениям. Я туда ездил недавно, это недалеко от тех мест, где вы были в ссылке.
— Конечно. Правильно. Я был недалеко от Иркутска. А что нового написал Распутин?
— Повесть «Пожар». Я еще не читал.
— Он укрепляет кое в чем надежду, что вернемся в основном к старому, — утверждает Молотов.
— Но у сибиряков есть основания — у них крестьяне до революции жили зажиточно.
— Правильно.
— Не сравнить со средней полосой.
— Верно.
— Богато жили.
— Там кулаков было немало. Они целину-то осваивали. Такие вот дела, — говорит Молотов.
«Нельзя сословным способом подходить…»
— Андрей Белый ко мне приходил, — говорит Молотов. — Андрей Белый — это крупный писатель. Ненадолго зашел, когда я был Секретарем ЦК в 1921 году. Так сказать, общее впечатление я о нем имею, но я его мало читал. Малашкин его высоко очень ценит.
— В свое время, говорят, Малашкину влетело…
— Пожалуй, в какой-то мере… У него была повесть «Луна с правой стороны». О молодежи. Я его критиковал за эту вещь. Народное есть такое предание: если луна с правой стороны — это к счастью. Он писал стихи в 1919 году и в двадцатом году немножко, а потом он на прозу перешел.
— А Блока вы не видели?
— Нет, не видел, не приходилось. Ну, Маяковского видел, конечно. Я с ним не общался, но он выступал… Вот я знал Нефедова, писателей из группы рабочей, «Кузница» тогда была. Александровский, Никифоров, потом этот известный, «Преступление Мартына», как его фамилия… Тоже рабочий, пролетарский писатель. Нашумела тогда немного книга. Какая основная мысль? Молодой видимо, коммунист, я уж не помню, но выглядит мелкобуржуазным таким, предателем, не из рабочей среды… А v них только рабочие, рабочие… Гладков один из них… «Ленин и Калинин не рабочие, Маркс тоже не рабочий, а вот они и научили рабочих.
— А страна-то крестьянская, никуда не денешься.
— Вот в том-то и дело. Так его и критиковали: нельзя таким биологическим, сословным способом подходить, что вот выходец не из той среды, значит, на него нельзя положиться…
Много раз вызывали писателей на Политбюро. Леонова я видал не раз… Ну, с Алексеем Толстым встречались не раз — у Горького. Там я и с Лениным встречался. Втроем со Сталиным и Ворошиловым ходили к Горькому. Ворошилов читал много. Как раз военное дело мало читал, а художественную литературу читал не меньше меня, вот так. Но мы с ним не всегда соглашались. Я сказал, что «Журбины» Кочетова хорошее произведение, но все-таки… Он на меня напал: «Ты ничего не знаешь, отстал! Рабочую жизнь я знаю, очень хорошо написано!» — «Хорошо, но, с моей точки зрения, уровень, так сказать, ниже среднего, чем выше». Он очень был недоволен моей оценкой. У Сталина обсуждали…
«Чего же ты хочешь?» — у него это не просто фраза. В целом роман мне понравился, но, к сожалению, опять его можно упрекнуть, что надо же было такую фразу отдать бывшему белогвардейцу? Вот это недодумал. Это же вопрос Кочетова. Он поручил его бывшему белогвардейцу. Если бы там кто-нибудь другой сказал — честный, хороший советский человек, это было бы сильнее. А тут белогвардеец… Это не простая ошибка. А произведение неплохое, хорошее. «Угол падения» — тоже хорошее. В целом он молодец, Кочетов.
Горький
— Разная была интеллигенция: буржуазная и демократическая, — говорит Молотов. — И в меньшевики шли, и в черносотенцы. Небольшая часть интеллигенции пошла за социалистическую революцию. Но все-таки довольно много интеллигентов было за социализм эсеровского, меньшевистского типа. За большевиков была небольшая часть, это уже демократическая интеллигенция. У вас еще не привился совершенно марксистский лексикон. Очень трудно рассуждать, имейте в виду, легко сбиться, если будет неточность, потому что надо четко разделять интеллигенцию на буржуазную и демократическую. Были и среди буржуазных интеллигентов исключительные, отдельные лица… Я вот недавно перечитал «Жизнь Клима Самгина» Горького, интересная вещь, четыре тома. Меня все-таки заинтересовало, я читал раз — не понял, почему же Горький написал такую книгу? Я еще прочитал три книги критика Овчаренко, четвертую дочитываю, все они посвящены Климу Самгину, двести — триста страниц каждая.
