гимназию, поступил в университет.
— А вот большевик еще у вас был брат…
— Большевиков не было. Коммунист был, младший, но слабый такой. Политикой мало интересовался. Сергей. Угорел в 1919 году. Я уже был председателем Нижегородского губкома.
— Меня удивляет, Вячеслав Михайлович, что у вас отлично сохранилось зрение — вы без очков читаете! Молотов отвечает:
— Один глаз. А другой — уже на Арзамас!
Молотов стал постоянно щурить левый глаз.
— Может, задвинуть шторку, свет мешает? — Мы сидим у окна.
— Скорей всего, лучше будет, но… У меня глаза не совсем одинаковы, поэтому…
Я читаю в очках. Лет шесть-семь, может, восемь, назад я читал без очков. А потом стал в очках. Но зато на воздух я смотрю без очков. А раньше я в очках смотрел.
— На всех фотографиях вы были в пенсне… Оказывается, Гитлер в очках писал. А снимков нет.
— Я не помню, чтоб он в очках…
— А Ленина вы не видели в очках?
— Не хотел показываться. Один или два раза его показали в очках. Не подходит ему… вооружение на глазах.
…Молотов после болезни ослаб. Думали — не выкарабкается.
— Пока я в неработоспособном состоянии. Я называю свою болезнь — годы. Встаю — все болит, начиная от затылка, шея, плечи, суставы, ноги, через колени —, наверх. То побаливает в груди, сонливость, усталость…
— Я обратил внимание, вы без очков читаете.
— Я без очков могу. Беречь надо. Как беречь? В полутемноте, в полусвете нельзя читать. Я это для себя запомнил. Я смотрю — Таня, Сарра Михайловна, они совершенно не берегут зрение, а потом будут жаловаться. Таких большинство. Это наша некультурность, учтите. Сказывается некультурность. Привыкли — кое-какой свет, ладно, читаем, а это портит зрение.
…Смотрит на мой «дипломат»:
— Такие сундучки сейчас у многих.
— Называется «дипломат». А почему «дипломат» — не знаю.
— Секретные бумаги носить, — говорит Молотов.
Сегодня у Молотова в гостях две пожилые женщины, его родственницы: Зинаида Федоровна, двоюродная сестра, — отец Вячеслава Михайловича брат ее матери, и племянница Зоя Викторовна — дочь одного из старших братьев, Виктора Михайловича.
— Его мобилизовали в 1918 году белые, — говорит Молотов, — и он с тех пор пропал.
— Тиф был, он и не вернулся, — добавляет Зоя Викторовна, — шесть братьев и одна сестра…
— Шесть братьев, да, правильно, — говорит Молотов. — Это то, что сохранилось на моей памяти. Я предпоследний. Сережа самый последний.
— Он был военный врач, — говорит Зинаида Федоровна, — молодой умер… Скрябины были — Михаил, Виктор, Николай, Зинаида, Владимир, Вячеслав и Сергей. Николай — композитор Нолинский, очень скромный человек, никогда не пользовался родством с Вячеславом Михайловичем.
Вспомнили, что у Небогатиковых было два или три парохода. За товаром по Волге и Каме ходили «Три Брата» и «Братья Небогатиковы». Разбогатели постепенно. Михаил и Виктор Скрябины, старшие братья, оформляли товар у Небогатиковых.
Женщины рассказали, как однажды на кухню к ним забрела цыганка и, указав на Вячеслава, сказала: «Этот будет на весь мир знаменит!»
Молотов вспомнил, что заходил на свою родину в слободу Кукарку на пароходе «Красная звезда» в 1919 году.
А племянница добавила, что ее «дядя Веча» до революции приехал в Нолинск на табачную фабрику Небогатиковых и устроил митинг. Дедушка, отец матери, поднял палку: «Ты на кого митингуешь? Мы этим живем!»
…Милые, скромные старушки. Я развез их по домам в Москве. Ехали долго, по дороге нас остановили на Рублевском шоссе — пришлось ждать, пока прокатит Чурбанов.
— Мы все страдали из-за нашей скромности, — говорили мне родственницы Молотова. — Был он в Кремле — никогда не звонили ему, никто не знал, что мы его родственники.
— Я жила в Воронеже, — рассказывает Зоя Викторовна, — «дядя Веча» приехал вручать орден Ленина, меня на вручение не пустили. А ночью, часов в двенадцать, он сам к нам приехал на квартиру. На другой день у меня все спрашивали: «Почему товарищ Молотов к вам приезжал?» «Посмотреть, как живут научные работники», — ответила я.
Никто не знал, что я его племянница. Мы никогда не пользовались его именем, сами устраивались. Однажды мой отец, родной брат Вячеслава Михайловича, позвонил. Полина Семеновна ответила: занят, у Сталина, и так далее… — нас туда не допускали.
Стал большевиком
— Раньше в школу брали с восьми лет, меня приняли семилетним. В 1897 году пошел, в сентябре, это уже было в Вятке. В Кукарке я года три жил, не больше. Там я родился и не занимался своей биографией.
А в школе, в Вятке, впереди меня сидел ершистый парень, и я его дергал, баловался. Меня раз предупредили, другой… Меньше года проучился, меня вышибли за шалость. Сказали: мал ты еще, уходи, занимайся своим делом.
Жили в Вятке, потом в Нолинске. В Нолинск переехали, когда мне было лет семь. Второй раз поступил в Нолинске в городское училище. Четыре класса там проучился.
Я поступал в гимназию в Вятке и провалился. А почему провалился? Я был к арифметике более способным. Когда давали задачку мне и моему старшему брату Владимиру, на два года он меня старше был, отец моего племянника Владика, — я решал, а он не мог. А во время экзаменов я захотел отличиться. Как же отличиться? Ма-мамаша дала мне иконку на счастье — вот держи в кармане, и тебе хорошо будет во время экзамена. Эту иконку я завернул в белую бумажку и держал. А во время экзамена я подумал: чего мне показывать, как решается задачка, как делится одно на другое. Я на иконке все решил, а потом переписал набело только выводы. «Как ты это так решил? Разделил 1270 на 75?» — спрашивает экзаменатор. Я отвечаю: «В уме». — «Ну-ка раздели мне… — он называет число, — на такое двузначное число». Ну тут я, конечно, почувствовал себя неловко. А он: «Да-а, ты списал». А я молчу. Ну, значит, я и не прошел. Мне пришлось через год сдавать. Вот иконка подвела. «Возьми иконку, возьми, поможет!» — «Ну поможет, давай в карман!» И вот получилось. (Рассказывает весело, со смехом.) Провалился, и на другой год пришлось ехать поступать в реальное училище, в Казань. В реальное принимали подготовленных. Младший брат поступил в приготовительный класс, я — в первый. В гимназии было восемь классов, в реальном — семь, но был еще приготовительный класс. Гимназии были с классическим уклоном, по языкам иностранным, там изучали латинский, греческий, французский, немецкий, реже — английский. Английский
