— Остановку видишь? — спросила она.
Александр хмуро кивнул головой.
— Я здесь целовалась, первый раз.
— Врёшь! — снова оживился он.
— Да нет, точно, в седьмом классе, вот здесь, — она села на скамейку, вытянув ноги, потянулась. — Не замерз?
— Нет.
— Надо тебе пальто купить, — она встала.
Они пошли дальше.
Переулок кончился, и они вышли к Яузе, тихой и черной, с горбатым мостом.
— У тебя есть родные? — снова спросила Анна.
— Да, есть, и братья, и сестры, и родители, — ответил он. — Мы сначала под Херсоном жили, потом переехали на Азовскую сторону, в Крым. Потом все обратно вернулись, а я остался.
— Почему?
— Не знаю, я на этом берегу вырос, а там Херсонский берег. Я на том берегу жить не могу, тоскую, а на своем вроде легче.
Они стояли на мосту и смотрели вниз на воду, на уток, оживившихся при их появлении.
— Смотри, они как эскадра, — сказала Анна. — Даже строй не нарушают. Нету ничего! — крикнула она уткам.
Они перешли по мосту на другой берег.
— Если бы я была мужчиной, я бы тоже дралась. — Анна приняла боксерскую стойку, ударила несколько раз по воздуху — Я просто чувствую, что у меня бы получилось.
— Ладно, зато ты поешь вон как, — улыбнулся Александр.
— Уже не пою, — спокойно сказала она. Александр принялся собирать сухой бурьян и хворост.
— У нас один мужик жил, — заговорил он. — Он сам по себе был нервный. Ему говоришь, здравствуйте, Асхат Асхатович, как поживаете, а он уже, как собака, не говорит, а лает. Так вот его удар хватил, у него дочь в Донецк убежала с одним парнем. Он лежит, и все у него отнялось, говорить не мог. Ему потом пчел к спине приставляли, прямо горстями сыпали, и прошло. — рассказывая, он собрал охапку хвороста, чиркнул спичкой.
Костер разгорелся быстро. Анна стояла, вытянув руки над огнем, грелась. Александр присел на корточки.
— Эх, надо было мяса мне взять, — сказал он. — Счас бы поджарили. Или хоть гуся…
Анна улыбнулась. Она стояла, задумавшись, глядя на огонь.
— Что ж ты делал все это время? — спросила она. — Ловил рыбу?
— Сначала ловил рыбу, — Александр подворошил хворост в костре. — Потом на Волге был. Потом в степь ушел.
— А в степи что делал? — она смотрела поверх огня на его лицо.
— Ничего. Просто ходил.
— Долго?
— Не помню, — он улыбнулся по-детски. — Потом на соляных шахтах работал. Потом снова рыбу ловил, на Азове. Теперь вот вроде спортом занимаюсь.
Заметив, что Анна поежилась от холода, он встал и, распахнув плащ, придвинул ее к себе, накрыв полой.
Они стояли молча, глядя на огонь. За Яузой, в старых домах горели редкие окна, вдали, по большому мосту проносились изредка одинокие машины.
Анна долго звонила в дверь клуба. Стучала кулаками, но никто не выходил. Стояла глубокая ночь. Наконец за дверью послышались шаги и сонный голос спросил:
— Кто там?
— Я, открой!
Дверь открылась, Николай Степанович, в трусах, в пиджаке, накинутом на майку, пропустил ее внутрь.
— Саша пропал! — с порога сказала Анна испуганно. — Вышел прогуляться, какие-то крючки он увидел где-то, и пропал.
— Какие крючки? — удивился Николай Степанович, еще ничего не понимая, — Да ты толком скажи!
— Не знаю! — Анна чуть не плакала. — Рыболовные какие-то крючки! Ушел вечером, еще шести не было, а сейчас уже три, наверное. Я уже все обзвонила, и больницы, и милицию, нигде нет! — она устало села в кресло вахтерши. — Тебе домой звоню, тебя дома нет! В морги уже звонила, говорят, есть один, неопознанный… — она уткнулась лицом в ладони.
— В морг-то зачем? — Николай Степанович почесал грудь.
— Ты знаешь, сколько у него дури! Сказал кто-нибудь, он драться полез, по голове дали, и лежит где-нибудь в кустах]
— Да погоди ты, дали! Чего ты раньше времени панику разводишь? Обожди, оденусь я, — он ушел, кашляя, в темноту коридора.
Анна осталась одна. Сидела молча, положив руки на колени.
Она вела машину. Николай сидел рядом. Они неслись по ночной Москве.
— А может, он сбежал? — сказал Николай. — Надоело ему, взял побежал, сукин сын, домой!
— Что ж он документы и вещи все свои оставил, а сам сбежал? Мог бы и так уехать, мы его силой что ли держали? Позвонил бы хоть!
— Мерзавец он! — Николай в сердцах выругался шепотом. — Гнать его надо, в шею!
— Как же гнать, его найти сначала надо. Может, он мертвый уже!
— Да ладно тебе, вот заладила баба, мертвый и мертвый! Ты вот что, я один схожу, а ты в машине сиди!
Они подъехали к темному зданию.
— Я с тобой пойду! — твердо сказала Анна. — Сама все затеяла сама и расхлебывать буду, — она заглушила мотор и выбралась из машины.
Их встретил человек в белом халате. Поверх халата на нем была телогрейка. Он молча провел их по темному коридору. Они вошли в огромный с решетчатыми дверями лифт.
Лифт дернулся, со скрежетом пошел вниз, в подвал. Слабая лампочка тускло освещала их лица. Когда лифт остановился, человек распахнул двери, и Анна прикрыла нос платком.
Щелкнул выключатель, яркий свет залил просторную комнату, столы, накрытые простынями.
— Есть у нас тут один, как вы говорите, — человек откинул простыни на одном из столов. — Смотрите, ваш, нет?
— Нет, не наш, — выдохнула с облегчением Анна и поспешила назад.
— Дело ваше, — равнодушно забубнил человек. — Только у нас знаете, как теперь, — он повел их к выходу. — За просмотр, так сказать, за надежду, теперь деньги нужны всем…
Анна шла впереди, ничего не слыша. Николай Степанович достал на ходу кошелек, отсчитал несколько бумажек…
Они вышли на свежий воздух. Анна вздохнула с облегчением.
— Что же теперь делать? — спросила она.
— Что делать, домой ехать, чай пить! — Николай помог ей спуститься с крыльца — Совсем с ума сошла, и я тоже старый дурак, надо же, понеслись на ночь глядя покойников смотреть! А Сашка, подлец, небось дома уже, спит преспокойненько…
В маленьком зале занимались пацаны. Анна и Николай Степанович сидели рядом на скамейке, смотрели, как они тренируются. Анна выглядела усталой, осунувшейся после бессонной ночи.
— Может, он, правда, домой уехал? — сказала она. — Может, домой к нему слетать?
— Подождем еще день, — хмуро ответил Николай. — Может, объявится.
— Уж два дня прошло.
— Подождем еще день! — Николай стукнул кулаком по колену. — Если не будет, сам слетаю, а ты
