Человек, поднимая пыль, быстро взбирался на холм. Митя пошел следом, попробовал бежать, но упал на колени. Потом завалился на бок…
Кто-то склонился над ним. Чьи-то руки приподняли ему голову. Он открыл глаза и увидел черную бескрайнюю степь и черное небо над степью. Митя смотрел на лицо склонившегося, как смотрят на то, что видят впервые и не знают, что это такое.
— Тебе больно, это пройдет, — сказал склонившийся, и лицо его было словно вырублено из камня.
— Я устал, — тихо сказал Митя. — Забери меня.
— Ты еще молодой, у тебя все еще будет, — голос говорившего был тихим и чистым.
— Нет, — прошептал Митя. — Лучше забери меня.
Склонившийся над ним покачал головой, улыбнулся и поцеловал Митю в лоб.
— Иди, — сказал он.
Митя приоткрыл глаза и увидел зоотехника Федора Ивановича, нагнувшегося над ним.
— Ну напугал ты нас! — сказал старик. — Жив, слава Богу!
Митя снова прикрыл глаза.
— Я не хочу, — прошептал он склонившемуся над ним, с вырубленным, как из камня, лицом. — Я ничего не хочу. Мне здесь хорошо.
— Иди, уже пора…
Он покачивался на куске брезента, привязанного к двум жердям. Четыре мужика несли его по степи, положив жерди на плечи. Федор Иванович, зоотехник, шел рядом.
— Осторожненько, тихо-тихо, ребятки, — говорил он мужикам. — Напугал ты меня, Дмитрий Васильевич! Ты чего надумал, а? Помирать собрался, бросить меня, старика, захотел? Нехорошо, мне одному, что ли, лямку тянуть? Ты уж нас не бросай! — все говорил он ласковым, дрожащим голосом.
Митя чуть повернул голову и увидел вдали свой дом, шест и белый флаг…
Петя и Леша
Книга, которую вы держите в руках, написана молодыми знаменитыми, без преувеличения, лучшими отечественными сценаристами последнего поколения — Петром Луциком и Алексеем Саморядовым.
С этими именами многие связывали кино XXI века, мост к которому они проложили уже сегодня. Вспомните недавние фильмы, основательно пошумевшие по большим и малым экранам — «Дюба-дюба», «Гангофер», «Дети чугунных богов», «Лимита» — все они поставлены по их сценариям. Все получили высокие награды на престижных российских и международных фестивалях. И только авторы сценария, Луцик и Саморядов, еще вчера никому не известные парни с окраин нашей великой и нерушимой, были вечно удручены увиденным на экране и искренне жалели о неудаче, о том, что не сняли своих фамилий с титров… Правда, было одно исключение — фильм «Гангофер», действительно талантливо поставленный их другом, режиссером Бахытом Килибаевым, пока он единственный порадовал их душу. Здесь они во многом узнали себя, а точнее людей своего поля, которые могут и крепко выпить, и загулять, и влюбиться сдуру, и даже испугаться, когда страшно, но! И вот это «но» было для них священным в жизни и в литературе — дружба превыше всего! В ней таится спасительная мужская сила, без нее ни побед, ни счастья, ни радости, ни земли под ногами. Они ценили радость и личный заработанный успех. А то, что принимали награды без суеты и публичного ликования, так это от того, что знали цену Слову. Потому и собой были недовольны, потому и рукописей не берегли. Надеялись на свой божий дар, верили, что главное Слово они еще скажут, оно впереди… А я и не знаю, кто сегодня в нашей гильдии кинодраматургов может похвастаться наличием сразу трех высших премий: «Ника», «Золотой Овен» да еще премией им. Сергея Эйзенштейна за лучший сценарий года?
Думали ли мы с Одельшой Александровичем Агишевым, когда в 1985 году принимали их к себе в мастерскую во ВГИК, что вот именно эти ребята всего через несколько лет вдохнут новую жизнь в захиревший перестроечный экран? Конечно, надеялись, ставя им жирные пятерки на творческих экзаменах по мастерству, но они опередили наш прогноз. Но об этом чуть позже.
Итак, слава не заставила себя долго ждать. Петра Луцика и Алексея Саморядова осаждают режиссеры, их дружбы ищет московская элита, в вечной любви клянутся им девушки и, как полное признание успеха, — сама несравненная Алла Борисовна Пугачева заказывает им сценарий игрового фильма с главной ролью для себя!
Вы скажете: вот счастливчики! В рубашке родились!
Не торопитесь. Счастье в России, как водится, долгим не бывает.
Имена Петра Луцика и Леши Саморядова соединила Жизнь. Иначе как бы они, понятия не имевшие друг о друге, оказались вдруг вдвоем в одно время в одном и том же месте, у нас во ВГИКе? Да, их имена неразделимы. Но разлучила их всесильная Судьба.
Эту книгу мы вместе с Петей Луциком делаем для Леши.
Полтора года назад, зимой 1994 года, за час до закрытия Ялтинского кинофестиваля, где они с Петром должны были получить очередную премию за сценарий «Дюба-дюба», Леша пришел в гостиницу переодеться. Вечерело. Он поднялся на десятый этаж к своему номеру и обнаружил, что потерял ключ. Зная характер Леши, могу предположить, что он недолго колебался: идти ему к администратору за запасным и нарваться на скандал перед праздником, или постучаться к соседу и из его номера по балконам перелезть в свой.
Он постучался. Сосед удивился просьбе, но не остановил. Киношный приятель, стоявший рядом, не схватил за руку…
Леша сорвался.
Да, эту книгу мы с Петей делаем для Леши. Много у него в последние годы случалось радости. А вот книги не было. Эта станет первой. Стало быть, и разговор в ней больше пойдет о нем, о Леше.
Здесь не попытка создания биографии. Ее писать еще рано. Не все собрано, не все прочитано и изучено. Мы предлагаем лишь штрихи к портрету Алексея Саморядова, большого писателя, имя которого, без сомнения, будет скоро открыто в изданиях его прозы.
Жизнь Леши Саморядова странным образом напоминает его работы. Листки, листки разрозненные, раздаренные, разорванные, потерянные… Все перемешано, сдвинуто во времени и пространстве… Хаос, подвластный ему одному. По страницам Лешиных рукописей скачут кони, веселые кони, реже с тачанками и всадниками, чаще одни… Скачут куда-то ввысь. И конечно, мечутся, отдыхают, воюют казаки, любимое его братство. Еще ножи, клинки, сабли, кривые ятаганы. Попадаются пулеметы и плетеные нагайки с фасонными ручками… Сотни превосходных рисунков… Скрытая жизнь Лешиной души, богатство, о котором мы не догадывались. И, наконец, потрясающие тексты, рассказы, преимущественно старые, мне знакомые, главы из недописанного романа, замыслы, обрывки чьих-то разговоров, откровения, диалоги с Богом… Сомнения. Поиски Его… И как искупление за неверие — «Я не сжигал города!» И тут же нежные письма оренбургских девушек. Попадаются женские письма и из тюрьмы. От нее. Ее история скоро послужит основой для сценария «Дюба-дюба»… Все вперемежку. Как жизнь, как наши воспоминания. Леша помнится легко и даже весело. Видно, радость, которую он нам давал, пересилила печаль.
Месяц назад, 5 июля ему бы исполнилось 33 года…
Три толстых папки, полиэтиленовый пакет и конверты с фотографиями собрала мама Алексея, Евдокия Абрамовна, и привезла мне в Москву. Все-все, что осталось. Даже рыбку из красной материи, туго набитую ватой. Леша сделал ее в подарок маме в детском саду.
Впервые Лешины работы попали ко мне осенью восемьдесят первого года. Я вышла из отпуска, с трудом придя в себя после кошмара вступительных экзаменов, которые на сценарном факультете сопровождаются мучительным чтением сотен бездарных, отупляющих работ. Графоманы на свою стряпню изводят реки чернил и пуды бумаги. И вдруг, когда все позади, мне на кафедре с мольбами предлагают прочесть еще одну завалявшуюся папку, посланную к нам на конкурс каким-то балбесом с многомесячным опозданием. Она валяется давно, и никто теперь не хочет ее читать… А отвечать надо. Когда я увидела эту неподъемную замусоленную красную папку, я заранее пожалела себя. В ней были рассказы. Небольшие,
